Женщины Великого века

– Нет. Но я хочу лишь открыть вам глаза: вы попусту растрачиваете свои молодые годы.

– Только потому, что отказываюсь от роли любовницы, которой довольствуются многие женщины? Видите ли вы меня в образе Нинон? У меня двое детей, дорогой брат, и я хочу целовать их со спокойным сердцем.

Рабютен не стал настаивать. Эта женщина одной с ним крови была для него неразрешимой загадкой. Он и не подозревал, что после его ухода маркиза долго плакала от боли и унижения. И, пожалуй, от беспокойства: аппетиты Нинон де Ланкло могли прикончить любое, самое значительное состояние. А ради нее Анри, не задумываясь, разорит жену и детей.

Когда тем же вечером маркиз вернулся домой, он, вопреки обыкновению, нашел более чем прохладный прием.

– Изменяйте мне, сколько вам будет угодно, сударь, – сказала ему жена. – Знаю, что вы не испытываете ко мне никаких чувств, но не разоряйте наших детей ради этой шлюхи!

Разговор начался столь резко, что Анри предпочел его не продолжать и отправился пожаловаться на судьбу… к Роже де Рабютену, принявшему его почти столь же нелюбезно.

– Пеняй на себя, – заметил тот. – Тебе следовало бы знать, что супружество накладывает ряд обязательств, с которыми необходимо считаться!

– Ты такой же зануда, как исповедник или… как моя жена! – пробормотал Севинье и поспешил испариться.

Едва он удалился, как Рабютен схватился за перо и написал Марии длинное письмо, в котором упрекал ее за несдержанность и прямо предлагал найти утешение в его любви.

«Я достаточно вас люблю, чтобы вновь взять на себя роль посредника между вами и сделаю еще больше, только бы вы были счастливы. А если судьбе будет угодно разорвать ваши отношения, то полюбите меня, дорогая кузина, и я помогу вам отомстить ему, обожая вас до конца жизни…»

К несчастью, это послание из-за глупости лакея попало прямиком в руки мужа, и тот немедленно выставил себя оскорбленной стороной. Надвинув шляпу на лоб, маркиз примчался к Рабютену и устроил ему отвратительную сцену, на что граф отреагировал с завидным хладнокровием. Не драться же ему, в самом деле, на дуэли с Севинье, ведь он с таким совершенством владел шпагой, что легко мог сделать свою кузину очаровательной вдовой. Граф повел себя с ним как с несносным мальчишкой, а тот, пришедший в еще большую ярость, решил, что пребывание его супруги в Париже слишком затянулось.

На следующий же день он отвез жену и детей в Роше, где очень скоро их оставил, строго-настрого запретив им возвращаться в столицу.

Анри больше не доведется с ними встретиться: к концу первой недели февраля 1651 года посыльный аббата де Куланжа известит Марию, что она стала вдовой. Четвертого числа того же месяца Севинье сразился на дуэли с шевалье д`Албре из-за женщины сомнительного поведения, некой госпожи де Гондран, и был убит.

Мария поплакала, убрала дом в траур, а потом решила, что отныне будет жить так, как захочет. Мягкосердечная и снисходительная Мария умерла – родилась госпожа де Севинье.

Роше она оставила не сразу, а прожила еще два долгих года в деревне, занимаясь поместьем и ведя обширную переписку. В лице двоюродного брата Роже она обрела достойного адресата, корреспондента своего масштаба, наделенного тем же живым и насмешливым умом, с тем же образом мысли. Подобно Мортемарам[76], у Рабютенов тоже был свой особый язык.

Но вскоре Мария заскучала по парижскому кругу знакомых и столичной жизни. Оставив Роше, она поселилась в прекрасном доме на Королевской площади, неподалеку от особняка Куланжей, где устроила салон. Успех его невозможно вообразить. Там всегда толпилось множество гостей, желавших выразить почтение красивой и остроумной хозяйке, неизменно появлявшейся с детьми, такими же прелестными, как она сама.

Среди новых друзей самым блистательным и обольстительным был министр финансов Фуке, сосед госпожи де Севинье, поскольку он приобрел старинный особняк, раньше принадлежавший Монморанси, на улице Куртовилен. Мало-помалу между двумя домами установились прочные связи.

Фуке очень любил женщин. Мария де Севинье ему понравилась с первого взгляда, и в нем вспыхнула сильная страсть, которая порой ему была свойственна. Ради Марии он был готов забыть не только о жене, но и о красавице маркизе Дюплесси-Бельер, самой любимой из его подруг. Однако маркиза выслушала его бурные излияния со снисходительной улыбкой:

– И вы говорите о любви той, которая испытывала от нее одни страдания?

– Что можете вы знать о счастье, ведь вы всегда были лишь верной супругой!

– «Счастье»? Красивое слово, но оно ничего не значит. Поверьте, сударь, дружба куда ценнее, потому что длится дольше любви. А ваша дружба мне бесконечно дорога!

– Но что вам от моей дружбы? Вы предпочитаете сражаться в одиночку с бесчисленными трудностями, пытаясь расплатиться с долгами мужа…

– … Вместо того чтобы воспользоваться кошельком и сердцем Великолепного Фуке? Что поделать, друг мой, я такая, какая есть!