Женщины Великого века

На этот раз министр ушел, но потом часто возвращался, не желая признать поражение, потому что слишком уж многие добивались расположения маркизы: герцог де Роган, граф де Люд, принц де Конти и другие. Тогда, решив блеснуть перед ней, он переселился из особняка на улице Куртовилен в небольшой, но восхитительный дворец Сен-Манде, обставленный с большим вкусом и по последней моде, где она царствовала во время веселых праздников над целой армией своих поклонников, неизменно родовитых и образованных. В конце концов министр финансов построил величественный замок Во-ле-Виконт, истратив баснословные средства, но добился лишь того, что «ледяная» маркиза стала его верным другом.

В числе прочих высокопоставленных дам госпожа де Севинье блистала на знаменитом и разорительном празднестве, которое Фуке устроил в честь Людовика XIV. Но на сей раз праздник не доставил ей удовольствия.

На вопрос мадемуазель де Скюдери, удалось ли торжество, она ответила с тревогой в голосе:

– Слишком уж удалось! Больше, чем следует! Наш друг совершил безумство!

– Отчего? Все пришли от него в восторг!

– Согласна, все. Но король – это не «все», а выражение лица государя меня испугало.

Страх этот, почти бессознательный, преследовал маркизу и весь следующий день, когда карета увозила ее в милый сердцу замок Роше. В то же время она обнаружила, не без удивления, что Фуке ей дороже, чем она думала, иначе откуда было взяться чувству тревоги?

И она почти не удивилась, когда по прошествии двух недель узнала, что по приказу короля Фуке был арестован в Нанте и заключен в Венсенский замок. И только тогда, уверенная, что отныне любовь к сюринтенданту принадлежит ей одной, она призналась себе, что уже давно неравнодушна к Фуке. И если Великолепный Фуке ее волновал, то плененный Фуке обрел право на ее сердце.

Маркиза присутствовала на всех судебных заседаниях, полная любви и тревоги, часами молилась в старой церкви Сен-Поль, ибо панически боялась, что однажды он поднимется на эшафот.

Наконец в субботу двадцатого декабря она написала кузену: «Благодарение Господу, сударь, наш бедный друг спасен. Я наконец-то успокоилась и вне себя от радости».

Спасен? От казни – несомненно. Но Фуке был заключен пожизненно в крепость Пиньероль, где через четырнадцать лет он найдет свою смерть. Целых три года госпожа де Севинье проживет в прекрасном особняке Карнавале, откуда мысли ее будут устремляться к тому, кого она готова была полюбить. И утешалась маркиза лишь тем, что хранила Фуке верность до конца его жизни.

Отречение Луизы де Лавальер Шипы и розы

Около шести часов утра в «Пепельную среду»[77] 1671 года стражники Тюильри видели, как из дворца вышла женщина, полностью скрытая серым плащом с капюшоном, и направилась в сторону террасы Бор-де-Ло. Еще не рассвело (дело было в феврале), и часовые, уставшие за ночь от шумной музыки праздника, который король устраивал по случаю закрытия масленичного карнавала, не обратили никакого внимания на быстро удалявшуюся миниатюрную фигурку: очевидно, после ночного дежурства служанка спешила домой.

Редкие прохожие тоже ее не замечали, так что ранняя пташка, не встретив на пути препятствий, вскоре уже звонила в дверь женского монастыря Явления Святой Марии в Шайо.

Постройки обширного и величественного монастыря занимали почти весь холм Шайо. Основанный двадцать лет назад Генриеттой Французской, супругой несчастного короля Англии Карла I, он служил обителью парижским дамам благородного происхождения, решившим обратить взор к Богу. Но в этот предрассветный час первого дня Великого поста, когда раздался настойчивый звон колокольчика, все монахини уже находились в часовне на утренней службе «Пепельной среды». Незнакомке, скромно одетой и не пожелавшей назваться, пришлось дожидаться ее окончания, так как о том, чтобы позвать настоятельницу, не могло быть и речи.

Когда матушка настоятельница прошла в маленькую выстуженную приемную, где ждала незнакомка, та откинула капюшон, открыв ее взгляду искаженное страданием лицо и великолепные волосы цвета льна, а затем упала на колени.

– Матушка, не отказывайте мне в убежище! Кроме Бога, мне больше не на кого надеяться!

Настоятельница едва сдержала возглас удивления: дама, чьи некогда синие, а теперь выцветшие от слез глаза смотрели на нее, оказалась той, кому вот уже десять лет в большей или меньшей степени завидовали все женщины Франции, – Луизой де Ла Бом Ле Блан, герцогиней де Лавальер, фавориткой короля Людовика XIV.

– Вы, госпожа?! – воскликнула монахиня. – Здесь? Почему?