Женщины вокруг Наполеона

Отношения Наполеона с придворной дамой завязались уже в последнее время консульства, в конце 1803 года, однако приобрели более страстный характер только уже во время Империи.

Молодая женщина обладала всеми качествами, чтобы нравиться мужчине. Ей было лет 25, она была среднего роста, стройная и грациозная, белокурая и нежная. Она умела придавать любое выражение своим голубым глазам, кроме выражения открытой простоты. Искренность, по-видимому, не лежала в характере прекрасной придворной дамы. Она была большой актрисой и могла входить в салон Жозефины с невиннейшим лицом, только что выйдя из тайных покоев Наполеона. Ее внешность была скорее холодна, чем угодлива. Ее гордое лицо с немного длинным орлиным носом отнюдь не говорило о страстности натуры, и она всецело владела его выражением. Ничто не могло нарушить выдержанной ровности мадам Дюшатель. И все же в своей горделивой недоступности она была кокетлива на свой лад. Она часто и охотно показывала свои жемчужные зубки, потому что знала, что смех к ней идет и делает ее неотразимой. Ее руки были белы и прозрачны, ее ноги малы и узки. Она восхитительно танцевала, играла на лютне и обладала красивым, приятным голосом. В умственном отношении она была менее интересна, хотя была не лишена известной хитрости и изворотливости.

Все эти качества прекрасной дамы сумел оценить не только один Наполеон, но и его пасынок, юный Евгений де-Богарне. Он явно ухаживал за ней, и хитрая дипломатка делала вид, что разделяет его чувства. В действительности же он ей нужен был лишь для того, чтобы направить ревность Жозефины на ложный след. Злополучная Жозефина испытывала адские муки ревности. Она догадывалась, что между ее мужем и придворной дамой установилось тайное соглашение, но у нее не было на это прямых доказательств. Одно время она имела даже подозрения на супругу маршала Нея.

Когда Евгений убедился, что мадам Дюшатель только играет им и употребляет его вместо ширмы, он удалился от нее глубоко оскорбленный. Но она вскоре нашла других добровольных помощников в этом заговоре. Каролина и Мюрат весьма охотно взяли на себя роль пособников в любовной интриге императора. Мюрат разыгрывал роль влюбленного, а Каролина устраивала свидания брата с мадам Дюшатель.

Но Жозефину не так-то легко было провести даже самыми тонкими хитростями. Ее ревнивое ухо подслушивало под каждой дверью, ее недоверчивый глаз следил повсюду, где только она могла накрыть виновных. Еще в начале своего консульства Наполеон приказал надстроить в Сен-Клу еще один этаж над тем этажом, где помещались его апартаменты, и соединить это помещение с его покоями потайной лестницей. «Для каких целей было устроено это потайное убежище, Жозефина вполне могла догадываться», – говорит мадам Ремюза. Действительно, она не раз накрывала там Наполеона с Жоржиной. Можно себе представить, какими глазами Аргуса она стерегла эти тайные покои. Однажды случай помог ей. Она уже давно оставила свои подозрения относительно добродетельной мадам Ней, с которой Наполеон часто милостиво разговаривал. А мадам Дюшатель явно пользовалась исключительным вниманием императора. Его взгляды и слова, обращенные к прекрасной придворной даме, вскоре навели Жозефину на истинный след, тем более что он все меньше и меньше мог владеть собой в присутствии возлюбленной. За столом он запрещал ей есть те или иные кушанья, так как они могут повредить ее здоровью. В салоне он стоял за ее стулом, был очень галантен и любезен, говорил ей комплименты, и хотя он оказывал, по-видимому, столько же внимания мадам Ремюза, мадам Жюно и мадам Чей, но Жозефина знала наверное, что все эти любезности расточались только возлюбленной. Ее женская интуиция подсказывала ей это, и она удвоила свою бдительность.

Каждый вечер император приглашал мадам Дюшатель, Каролину Мюрат и мадам Ремюза составить ему партию в игре. Но вместо того, чтобы играть, он заводил с молодыми дамами сентиментальные разговоры о любви, о верности, о ревности и т. п. Каждое слово, каждая фраза предназначалась для возлюбленной, которая давала односложные ответы, но зато тем красноречивее говорили ее глаза. В свою очередь это красноречие взглядов предназначалось только для Наполеона. В это время Жозефина сидела в другом конце салона, также за карточным столом со своими дамами. Но она тоже только механически держала карты в руках, не думая об игре. С горящими глазами, с мукой в сердце, она буквально пожирала взглядом своего мужа и мадам Дюшатель. Но этой последней ничего нельзя было поставить в упрек в ее поведении с императором. Она была сдержанна и холодна, но в этой-то сдержанности и было заключено самое опасное кокетство. Ее глаза были томнее и нежнее, чем всегда, ее улыбка тоньше и загадочнее, ее слова осторожны, ответы рассчитаны и ее туалеты день ото дня становились все изысканнее.