Женская верность

На следующий день Иван привел Марью домой, знакомиться. Марья сидела скромно потупив глаза, говорила мало. Черноволосая, кареглазая, статная, с ярко накрашенными и красиво очерченными губами, одетая в дорогое платье, словно диковинная птица, иногда поднимала длинные черные ресница и тут же гасила блеск своих глаз.

При ближайшем рассмотрении Марья понравилась и Устинье и Акулине. Не какая-нибудь, девка видная на зависть. Про таких редкий случай, чтобы зубы не мыли. Тут главное, чтоб в семейной жизни толк был. Чтоб руки откуда надо росли. Сварить, убрать, детей и мужа обиходить. Тут уж не угадаешь. Время покажет. А пока — решили, что Иван и Марья проедут по родственникам, пригласят всех, в выходной день накроют стол. С Марьиной стороны родственников — одна Ульяна. На том и разошлись.

Вечером, только отужинали, Иван, вместо того, чтоб пойти к Марье, уж и прятаться не надо, остался дома.

— Мамань, а где Надькина фата?

— Да она из неё кружевной уголок для Галины сшила. Вот тебе и вся фата.

— Мне-то фата — как корове седло, а вот хотелось, чтоб и Марья моя в фате сидела за столом.

— Иван, Марья дите под сердцем носит. А фату, только девки одевают. Толи не знаешь?

— Знаю, но дите моё и жена моя, значит месяц назад ей фату можно было надеть, а теперь нельзя?

— Выходит так, — Устинья присела на стул. — Она просила?

— Нет. Она молчит. А я хочу, чтоб у меня всё по-людски было.

— Может лучше венок из белых цветов, и видать, что невеста, и когда ребёнок родится — никто пальцем не укажет, — предложила Акулина.

— Где их взять-то? — Ивану понравился такой выход.

— Вон, в ателье, где платья шьют, там и их делают. Да она сама сообразит, где взять, — сказала Акулина.

Свадьба получилась весёлая и шумная. Илья играл на аккордеоне, а рядом с ним сидела пышногрудая красавица — хохлушка, Тамара.

— Ой, Кулинка, чует моё сердце, вскоре ещё одну свадьбу справлять.

— Дети твои, Устинья, выросли. Пора им своими обзаводиться. А нам с тобой — внуками. Всё в жизни идёт своим чередом. Может и мой черёд наступит, уж сколь лет жду.

Устинья неодобрительно глянула на Акулину. Ну, сколько можно? Всё ждет свово Тимоху.

— Мам, мам, чей-то Надьке плохо. Вон, Петро возле её хлопочет, — Илья говорил возле самого уха, мало ли, чтоб никто не слышал.

— Никак тебе худо, дочка?

— Всё в порядке. Надюша беременная. Вот тошнит немного, — Петро с соленым огурчиком на вилочке и мокрым платочком в руках склонился над женой.

— Это ничего, это пройдёт. Бог даст, все обойдется нормально.

— Ну, вот ещё двое внуков на подходе. Нам с тобой Устинья молится о здравии их и их родителей. Какого ж ещё людям счастья ждать — чтоб все были живы, здоровы, поддерживали бы, да уважали друг дружку, да чтоб дети родились и не болели, вот и счастлив человек.

— Предлагаю тост, за нашу тётю Лину, — Илья, с опаской косясь на мать, налил себе полстакана настойки.

Шум за столом прекратился. Все встали.

Акулина поправила кончики красивого головного платка, попыталась убрать со лба непослушный черный локон:

— Будет Вам, уж спели бы, али сплясали.

— Славное море, Священный Байкал… — зазвучал красивый сильный голос, все оглянулись — пела Тамара.

— Эй, баргузин, пошевеливай вал… — подхватил Еленин Петр, да так потом много лет на семейных праздниках Петр и Тамара пели, их слушали и не мешали.

А ещё через полгода после этого события у кареглазой и черноволосой Марьи родился мальчик — голубоглазый, русоволосый Сергей. Да так угораздило, что Устинье казалось, что это не внук, а её маленький сын — Ванюшка, до того сын был похож на отца. Таким похожим природа оставила его на всю жизнь. Изменившись с возрастом, всем своим внешним видом он оставался точной копией своего отца.

Ивану как фронтовику, да хорошему работнику, вскорости дали комнату в коммунальной квартире. Вроде можно жить, да радоваться. Только радоваться не получалась.

Почти одновременно с Марьей Надежда тоже родила сына, назвали мальчика — Владимиром. Наученный предыдущим горьким опытом, Петр позаботился заранее, Надежду задолго до родов положили в больницу под наблюдение врачей и дожидаться трагической развязки не стали. Сделали операцию, и всё обошлось благополучно. Сын — сколько счастья в этом слове! Когда Надежду и ребенка привезли домой, то первый месяц, по совету Татьяны, младенца никому не показывали — чтоб не сглазили. Петр летал как на крыльях. Работал за семерых. И всё ему казалось легко, и всё у него получалось. Мебель тогда была в дефиците. Покупали её чаще на базаре у редких умельцев. Петр сам научился делать гардеробы, стулья, столы и даже диваны, а какой он себе буфет сделал! С тонкой резьбой по дереву, со стеклянными вставками, с ажурными замками, стоял он в их квартире много лет, жив и до сих пор. Стоит теперь на даче, которую Петр для своей семьи построил своими руками.