Женские истории пером павлина (сборник)

– Подсадят еще, – кто это сказал, не поняла. Братья на одно лицо.

– Через пять минут Изюм. Стоянка – десять минут, – проводник Валя улыбается во весь рот. Ей можно. С такими-то зубами.

– Предлагаю произвести вылазку силами братьев, – Тимофей Игнатьевич тоже улыбается. У него половина рта в золоте. – Купите, братцы, чего-нибудь свеженького.

Мне так и подмывает попросить купить пива. Но не могу. Этот подполковник сковал мою волю. Я – кролик перед коброй. Он читает мысли: «Пивка бы хорошо раздобыть. Завтра очень даже понадобится».

В Изюме изюма братья не купили. Простите за плоский каламбур. Купили они овощей и фруктов. Много. Много. И пиво не забыли.

Мелькают за окном все те же перелески да переезды. Нам уже не до них. За Изюмом, следуя географии, последовала Балаклея. Опять каламбурчик. Чик-чик. Не подумайте, что я сошла с ума. Мне просто весело, как никогда. Тимофей Игнатьевич «травит» анекдот за анекдотом. Я до боли в животе смеялась над историей, где наш Брежнев закусил шашлыком из американского президента.

– В Харьков прибудем в двадцать три тридцать, – объявила проводница.

Кстати, Валя практически не выходила из нашего купе. Братья вольтижеры начали укладываться спать на верхние полки. Фигурами они – Колоссы Родосские, а натурой – слабаки.

– Тамара Вениаминовна, может быть, и вы желаете отдохнуть до бывшей столицы Украины?

– Прогоняете?

– Избави бог. Мое место – в вашем распоряжении.

Меня так и подмывает съязвить: «Тесно же будет нам на узкой полке».

– Я в тамбуре покурю, – опережает меня Тимофей Игнатович.

– И я с вами. Спать не хочется, а бока давить на жесткой полке не по мне.

Сильная струя уже прохладного воздуха обдувала наши с подполковником лица. Очень кстати. Не знаю, как у него, а у меня лицо горело. И от выпитого, и проснувшегося чувства. Того, что толкает нас, женщин, в объятия мужчин. Что ту поделаешь!

– А вы не чувствовали угрызений совести после того, как застрелили того малого. Он же к маме шел.

– А хоть бы к папе. Мне приказали стрелять на поражение, а меня приказы исполнять научили, – никто мне не давал такого приказа. Но как он узнал о моем «подвиге»?

– Исполнение приказа – это норма. Исполнение приказа творчески – это талант. Нам нужны творческие люди.

– Послушайте, товарищ подполковник, наша встреча случайна?

– Ничего случайного в этом мире не бывает. В данном случае наша встреча в поезде Сочи – Ленинград случайна, – у Тимофея Игнатьевича обворожительная улыбка. Ее не портит и золото во рту. – Что же касается обусловленности такой встречи, то это факт. Днем раньше, днем позже, но это произошло бы.

Замелькали огни пригородов Харькова.

– Предлагаю выйти.

– Надо бы переодеться.

– Я подожду.

Пинг-понг словесный. Что-то сковало нас. Кто скажет, что происходит в такие моменты между мужчиной и женщиной.

Привокзальная площадь Харькова в этот час малолюдна. Только в зале ожидания нет свободных мест. Стоит тяжелый застоявшийся запах человеческих, долго не знавших ни воды, ни мыла, тел. Да у буфета толкутся ночные любители пива.

– Было бы время, обязательно сводил бы вас к дому Корбюзье. Удивительно, но во время войны, когда Харьков переходил от нас к немцам и от них к нам, это здание не пострадало.

– Товарищ подполковник, вы производите на меня странное впечатление. Ваш внешний вид подобен урке. Этакому пахану с пятью ходками, а речь человека образованного.

– Вы тоже производите противоречивое впечатление. С первого взгляды ты, – вот и на «ты» перешли, – обыкновенная ночная бабочка. Я же знаю, из какой ты семьи. Мама твоя – известный в своих кругах искусствовед. Отец – так тот вовсе дока.

– Мимикрия.

– Эй, хамелеон мой прекрасный, поезд через минуту отойдет, – крепка рука подполковника.

Побежали. Поезд-то уже тронулся. Надо бы бежать в хвост, а он тянет меня в «голову». Забыл, что ли, что из Харькова он уходит в обратную сторону. Успели впрыгнуть в предпоследний теперь вагон.

– Старый дурак, – отдышавшись, говорит подполковник, а руку мою не отпускает. Я как та птичка, у которой коготок увяз.

– Может быть, пойдем в наш вагон? – я не пытаюсь сбросить его руки с моих бедер. – Там нас, наверное, уже потеряли.

Над громыхающими металлическими переходами, покачиваясь, мы пошли. Очередным вагоном был вагон-ресторан.

– Предлагаю поужинать.

– Так закрыто же.

– Айн момент, фройляйн, – Тимофей Игнатович скрылся за узкой дверью. Слышу бормотание и через минуту почти радостное: «Как прикажите, гражданин начальник».

Еще минута и из этой двери выскочил тип. Рожа красная и помятая. Бегом, бегом он накрывает на стол. Тащит закуску и выпивку.

Суетится и все время поглядывает на Тимофея Игнатьевича. Как собака на хозяина. Что-то стыдное и унизительное в этом. Не удержалась и спросила: «Чего это он так прислуживает? Прямо человек из трактира при царе Горохе».

– Послужи с мое. Я его десять лет назад упаковывал на пятнадцать строго режима. Насильник-педофил. Не думал, что вернется. Таких на зоне не жалуют. Вот, видишь, выжил и даже преуспел. Вагоном-рестораном заведует.