Женские истории пером павлина (сборник)

– Товарищ младший лейтенант, вы бы тщательнее и ответственнее готовили дела для сдачи в архив. За этими делами жизни человеческие. Заниматься архивом это вам не в кровати кувыркаться почти со всем личным составом оперативных работников.

– А вы свечку держали? – мне нечего терять, кроме двух на оба плеча маленьких звездочек.

– Встать! – как заорет майор. – Смирно! Вы что себе позволяете. Объявляю вам выговор.

– Может быть, лучше чайку вместе попьем, – я стебаюсь напропалую. Чудеса в природе. Мой майор тут как-то обмяк, лицо его расплылось подобно жидкому блину.

– Вольно. Ступайте на место. В обед зайду. Решим, что с вами делать будем.

Меня так и подмывает сказать: «Чего решать? Меня полюбить надо. И все вопросы решены».

Освоение профессии продолжалось. Я набиралась опыта в архивном деле. В свободные минуты с карандашом в руке штудировала УК и УПК РСФСР. В трамвае читала «Комментарии» к ним. Если кто и хотел бы со мной кадриль станцевать, вы понимаете, что я имею в виду, то, глянув на название книги, тут же уходил за площадку вагона. Охладить жар сердца своего.

Мама успокоилась и уже не вздрагивала при виде меня в форме милиционера. Папа весь в трудах. Аспиранты требуют внимания. Мне посчастливилось, и я увидела аспирантку Свету. Годков ей лет двадцать пять. Грудаста. Я понимаю папу. Попаста. Туда же. Ноги немного кривоваты, так это же только удобнее. Сама я не знаю. Один парень говорил.

Я «застукала» их, когда они выходили из столовки на Кировском проспекте. Хорошая столовая. И папа хорош. Экономит. Я не стала им лезть под нос. Чего смущать влюбленных. Это такое дело, деликатное. По своему опыту знаю. Впрочем, я не о том.

Я о том, что жизнь моя устаканилась. В прямом и переносном смысле. Больше стакана – ни-ни. Работа – прежде всего. Майор после двух «сеансов» чайку попить ко мне благоволит.

– Через пару лет дам тебе характеристику и выйду с ходатайством о направлении тебя в Высшую школу милиции, – он давно уже говорит мне «ты».

Что за язык у этих начальников! Не «буду ходатайствовать», а «выйду с ходатайством». Выпендреж.

Мне два года плющить попу тут не с руки.

Живу, опять же и в прямом, и переносном смысле активно. Начальство к октябрьским праздникам меня отметило в приказе. Выдали премию. Двадцать пять рублей. Отвлекусь. Что можно купить на эти деньги? Предположим, что я люблю коньяки на все деньги, сдурела, куплю коньяку. 25 разделить на 4,10. Сколько бутылок получится? Правильно, шесть. Это мне при экономном расходовании на две недели. Можно посчитать и на водку. Все одно. Больше двух недель не выходит.

Я на эти двадцать пять рублей устроила родителям праздничный стол. Знайте, мол, что ваша дочь не профура какая-нибудь. Офицер милиции!

Папа, слегка опьянев, стал петь мне дифирамбы: «Славлю тебя, бог Дионис!»

Мама молча поглощала севрюгу и кету.

Наш праздничный обед закончился тем, что папу мы с мамой отволокли в спальную. Мама навострилась пойти к подруге. Женщине в сорок три года надо поддерживать форму. У нее на работе, пусть и в музее, мужчины тоже «водятся».

Я допила водку и глубоко задумалась.

Есть о чем подумать. Есть же, господа присяжные?

Семь месяцев я ношу форму. Откровенно говоря, это мне порядком надоело. Скажите, какое время остается молодой женщине побыть в гражданской одежде? Я не имею в виду ночную рубашку или пижаму. А так, что напялить платьице. Кофтюлю какаю. Юбчонку. Да повыше колежек этак сантиметров на пятнадцать. У меня в «арсенале» вполне приличные трусики.

Вот и получается, что в будние дни моя цивильная одежда – это ночная рубашка. В выходные только и переоденешься. А куда пойти во всей этой красе?

У оперов жены, дети. Им иначе нельзя. Служба такая. Они и в партии все. Они чтят и соблюдают Моральный кодекс строителя коммунизма.

Конечно, бывает, и они, как могут, отдохнут. Но тоже минуты.

Начала примерять свои наряды. Кручусь перед зеркалом. Мама моя родная! Мне бы на сцену. Хороша же! Фактурная.

Затрезвонили в дверь. Как была в юбке мини, полупрозрачной блузу, без лифчика, подчеркну, пошла открывать. Мне бы спросить, кто там. Нет! Открыла настежь.

– Товарищ Инина! Это что за наряд? – майор мой в форме цвета хаки. – Быстро переодевайтесь и марш за мной.

– Чего это?! Выходной же.

– Общегородская тревога. Я мимо еду, вот и пришел за тобой.

– Что американцы войну начали? Вот здорово, – я, конечно, шучу, а самой страшно. Только сейчас я окончательно осознала, что я военнообязанная и давала присягу.

Милицейский уазик, тарахтя и воняя, повез нас к месту службы. Гляжу в окошко. Ничего особенного. Все, как всегда. Людишки шастают. Вон пьяные рвутся в магазин без очереди. Водку «дают». Парень девицу прилюдно взасос целует. Кино французского насмотрелся. Я тоже посмотрела «Мужчину и женщину». Там мужик тетку, как бы это поприличнее сказать, делает при красном свете. Меня торкнуло.

– Будешь работать со мной, – это о чем же он? Тревога же. Вот идиотка. Кто о чем, а вшивый о бане.

– Я горжусь этим.