Женские лица русской разведки

Копию своего письма к царю Дарья Христофоровна в тот же день отправила брату, сопроводив его просьбой заступиться за неё перед Николаем I. Княгиня вновь повторяла, что, покинув пределы империи, как она считала, не совершила никакого преступления против русской короны.

Однако княгиня заблуждалась либо делала вид, что не знает требований российского законодательства. Во времена Николая I впервые были установлены сроки пребывания российских подданных за границей. Они регламентировались законодательно и имели ограничения по обстоятельствам, сословиям и времени. Для дворян срок пребывания в отъезде за границу не должен был быть дольше 5 лет. Самовольная эмиграция, как и нарушение разрешённых сроков зарубежного пребывания подданных русской короны, рассматривались как тяжкое государственное преступление.

Перечисленные выше правовые нормы были установлены Указом императора от 17 апреля 1834 года. Заметим, что в то время княгиня находилась в Петербурге и не могла не знать в введении нового порядка для выезжающих за границу. Тем более что эти вопросы входили в зону ответственности её старшего брата генерала графа Бенкендорфа, состоявшего шефом жандармов и возглавлявшего политический сыск в Российской империи. Именно подчинённые ему службы осуществляли проверку благонадёжности выезжавших за рубеж подданных русской короны. Тем более что тогда выявили немало случаев, когда получившие паспорт для временного выезда за границу оставались там дольше указанного в паспорте срока. Были и такие, кто оставался за рубежом с целью проживания на неопределённое время. Иными словами, осуществлялось фактическое переселение русских подданных на территорию других государств.

В целях недопущения подобных деяний под угрозой обвинения в недозволенном оставлении России такие действия были признаны государственным преступлением. Помимо уголовной ответственности за такие деяния, предусматривалось учреждение опеки над капиталами и имуществом виновных лиц.

В случае со статс-дамой императорского двора княгиней Ливен установленные правила требовали личного разрешения императора. Именно такое согласие на временный выезд за границу сроком до 5 лет, судя по всему, и получила Д.Х. Ливен, ссылаясь на семейную трагедию и слабое состояние здоровья. Затем она постоянно отправляла в Россию медицинские заключения о необходимости проживания в странах с умеренным климатом. В этой связи она писала старшему брату: «Доктора запрещают мне ехать в Италию, тем более что там холера. Мне необходим умеренный климат, но главное, ум мой должен быть занят. Это единственное для меня лекарство, единственное средство продлить мое существование»[466].

Разрешения от императора Николая I на бессрочное пребывание за границей княгиня Ливен так и не дождалась. Царь умер 18 февраля 1855 года в разгар Крымской войны. По официальной версии, смерть наступила от тяжёлого отёка легких после простуды. Однако в придворных пересудах называли другую причину ухода царя из жизни. Полагали, что он отравился после получения депеши о поражении под Евпаторией. Косвенно эта версия подтверждалась тем, что император запретил вскрытие и бальзамирование своего тела. Подозрение в передаче царю по его требованию смертельного яда пало на лейб-медика Мандта, который после смерти Николая I внезапно покинул Россию.

Когда Дарья Христофоровна в Париже узнала о смерти Николая I, то эта новость не особенно взволновала княгиню, а её реакция была лаконичной: «Ну вот, теперь я могу спокойно здесь остаться»[467]. Она пережила императора почти на 2 года. Однако в соответствии с российским законодательством она продолжала оставаться подданной, отказавшейся вернуться в отечество после истечения срока действия заграничного паспорта со всеми вытекающими правовыми последствиями. Сведений о том, что высочайшим повелением княгине Д.Х. Ливен дозволялось бы бессрочное пребывание за границей, не обнаружено.

С первых дней пребывания в Париже княгиня Ливен приступила к созданию условий для ведения неустанного наблюдения за политическими тенденциями, европейскими переменами и жизнью дипломатических представительств великих держав. Её парижский салон вскоре стал настолько популярным и модным, что не уступал известному светскому салону мадам Рекамье. Хозяйка нового салона настолько сохранила свою женскую привлекательность, что, как вспоминали современники, 50-летняя княгиня Ливен внешне выглядела на возраст не старше 35 лет. Со временем сложился круг постоянных посетителей её салона, который острые на язык французы называли «дозорной вышкой Европы». Частыми гостями русской княгини были известные политики, литераторы и зарубежные дипломаты. Парижские газеты писали, что «русское правительство потому позволило княгине Ливен обосноваться в Париже, что она тайно собирает для него сведения, и что в ее парижской гостиной, как в любом петербургском салоне, всякий вечер можно застать, по меньшей мере, двух шпионов»[468].