Близким другом Дарьи Христофоровны и её последним романтическим увлечением стал известный французский историк, политик и государственный деятель Франсуа Гизо. В момент их встречи княгине было уже 50 лет, хотя, по свидетельству многих современников, выглядела она лишь на 35 лет и не потеряла своей женской привлекательности. Их любовная связь продолжалась почти 20 лет, однако свои отношения они официально не оформляли. Противницей законного брака, как ни странно, была сама спутница жизни Ф. Гизо. То ли в шутку, то ли всерьёз она говорила, что лучше ей оставаться княгиней Ливен, чем становиться просто мадам Гизо. Помимо тёплых личных отношений, опытный политик высоко ценил профессиональные знания и навыки Дарьи Христофоровны. Она продолжала занимать важное положение во французском обществе, несмотря на то, что открыто говорила о своей преданности родине и российской короне. «Мужчины и женщины, тори и виги, именитые персоны и светские денди, — писал Франсуа Гизо, — все стремились заполучить её для украшения и престижа своих салонов, все высоко ценили честь быть принятыми ею»[473]
.Русскую княгиню и французского министра объединяли не только общие интересы в политике, но искренние чувства друг к другу. В то время Ф. Гизо был на пике своей карьеры. В 1840 году он с должности французского посла в Лондоне становится министром иностранных дел, а спустя семь лет его назначают премьер-министром Франции. И в этом тоже был немалый вклад его спутницы жизни.
Во время его отсутствия в Париже Дарья Христофоровна постоянно посещала заседания палаты депутатов Франции и сообщала обо всём, что там обсуждалось. Надо заметить, что в те годы для этого не надо было прибегать к каким-либо тайным приёмам и способам проникновения в палату депутатов. Дело в том, что билеты для всех зрителей, желавших присутствовать на заседаниях, продавались в специальных кассах. Был и другой путь. Каждому из 450 депутатов еженедельно выдавали по одному пригласительному билету в зрительскую ложу, который можно было передать любому человеку. Каким образом княгиня добывала билеты для посещения палаты депутатов — неизвестно. Но можно предположить, что о наиболее важных заседаниях и принятых решениях княгиня сообщала не только своему возлюбленному в Лондон, но и по своим каналам связи в Петербург.
Во главе французского кабинета министров Франсуа Гизо пробыл менее года. Революционные события вынудили его бежать в Англию, где он оставался до1849 года. Стихийные события французской революции в феврале 1848 года повлияли на решение княгини Ливен выехать на время в Англию вслед за своим спутником жизни. Пришлось провести время в пути на Британские острова в целях конспирации под именем супруги английского художника Робертса. Поскольку перспективы возвращения в Париж из вынужденной эмиграции были довольно неопределённы, то княгине пришлось зашить в платье свои украшения из золота и драгоценности. Спустя несколько дней они встретились в Лондоне. Выехавший в Британию на несколько дней раньше своей дамы сердца, встречал княгиню на английской земле в начале марта. Вскоре они переехали из Лондона в Ричмонд, где почти год прожили в полном уединении и вдали от активной общественной жизни[474]
.Вернувшись в Париж, Гизо вёл тихую, спокойную жизнь рядом с любимой женщиной. Занимался наукой и литературным творчеством. Княгиня Ливен, отвечая отставному премьер-министру взаимностью, до последнего вздоха помнила о своём служебном долге русского тайного посланника и продолжала отправлять свои донесения в далёкий и холодный Петербург.
Эта яркая, во многом необычная женщина оставила свой след не только в российской дипломатии и в русской политической разведке, но также в сердцах и памяти своих современников.
Немка по рождению, лютеранка по вероисповеданию, принадлежавшая к известному прибалтийскому дворянскому роду, она всю свою жизнь верой и правдой служила российской короне. Она не скрывала своего отношения к России и открыто говорила о русских интересах в Европе. Возможно, что такая позиция открытости позволяла ей, находясь на виду, успешно проводить свою работу в качестве агента влияния и надёжного информатора представителей царской семьи и высшей власти Российской империи.
Современники из знатных российских и европейских фамилий посвятили ей немало строк в своих мемуарах и воспоминаниях.
Среди английских аристократов бродили пересказы о том, что в спальне короля Георга IV был вывешен портрет Дарьи Христофоровны, выполненный в 1820-х годах известным британским художником сэром Томасом Лоуренсом. Кстати, кисти этого выдающегося мастера, ставшего в молодые годы академиком и королевским живописцем, принадлежит более 300 портретов его известных современников. Среди них был парадный портрет не только самого короля Георга IV, но и портреты некоторых других близких знакомых жены русского посла в Лондоне — Артура Уэпсли, герцога Веллингтона, австрийского канцлера князя Клеменса фон Меттерниха и некоторых других.