Женские лица русской разведки

Из её рассказа следовало, что своё ранение она получила в конце августа 1914 года, находясь в составе армии генерала от кавалерии П.К. Ренненкампфа. Иными словами, в расположении 1-й армии. Чуть позже она назвала другое место своего ранения — у перевязочного пункта около населённого пункта Сольдау. Но оказалось, что это польское местечко на границе Пруссии располагалось на направлении наступления 2-й армии генерала Самсонова. И даже при беглом взгляде на карту боевых действий конца августа 1914 года становится понятно, что эти территории разделены большим расстоянием, болотами, многочисленными озерами и лесами. Преодолеть все эти препятствия барышня Сорокина, тем более с ранением в ногу, не могла просто физически.

Далее, с её слов, раненую нашли немецкие санитары и отправили в госпиталь, где извлекли пулю из её ступни. Судя по характеру ранения, Генриетта Сорокина вообще не могла бы самостоятельно передвигаться и нуждалась в эвакуации с поля боя санитарами, что, собственно, по её словам, и произошло. Сведения о её ранении по прибытии в Петроград проверены не были, медицинский осмотр и оказание помощи не проводились, поэтому, на наш взгляд, не могут быть признаны достоверными.

Совершила подвиг или готовила покушение на царя?

Даже среди участников, очевидцев и современников тех далёких событий, связанных с загадочным возвращением знамени Либавского полка, мнения разделились. Одни считали поступок сестры милосердия подвигом и ратовали за её награждение. Другие полагали, что во всей этой истории много неточностей, несоответствий и просто придуманных эпизодов. Третьи были уверены в том, что сестру милосердия немцы во время её пребывания в плену завербовали и дали ей задание добиться личной аудиенции у царя и совершить на него покушение.

Германский след был воспринят серьёзно

К тому же участник этого события член Трофейной комиссии при Военно-походной Его Императорского Величества канцелярии К. Гейштор позже написал, что, когда он помогал Сорокиной перед уходом надеть шинель, случайно «нащупал в её кармане большой револьвер».

Заметим, что инженер путей сообщения — Кондуктор инженерных курсов К.М. Гейштор был членом Трофейной комиссии и непосредственным участником тех событий, поскольку по мобилизации был направлен для несения воинской повинности в названной комиссии. Но он был человек не военный. Трофейная комиссия была небольшой по составу. В неё, со слов Гейштора, входили 3 офицера, включая председателя комиссии — Конвоя Его Величества полковника Петина, а также 7 человек из числа гражданских лиц. Комиссия находилась в подчинении начальника Военно-походной канцелярии царя Свиты Е.В. генерал-майора князя Орлова[617].

Князь Владимир Николаевич Орлов был сыном русского посланника в Берлине, Париже и Брюсселе. После окончания Пажеского корпуса служил в гвардии. В 41 год получил чин генерал-майора и был зачислен в Свиту императора. Считался отличным наездником и даже участвовал в конном виде спорта на II летних Олимпийских играх в Париже в 1900 году. С августа 1906 года состоял в должности начальника Военно-походной Его Императорского Величества канцелярии и длительное время был в числе особо доверенных лиц в окружении императора Николая II. Об особом положении среди придворных свидетельствует тот факт, что князь долгое время добровольно выполнял обязанности личного шофёра императора и его семьи. Однако в 1915 году из-за своего неодобрительного отношения к росту влияния Григория Распутина при царском дворе попал в опалу и был отправлен на Кавказ. После революции выехал на жительство во Францию.

В начале декабря 1914 года именно князь Орлов докладывал императору о сестре милосердия Г.В. Сорокиной и ситуации с памятным Георгиевским знаменем 6-го пехотного Либавского полка.

Так случилось, что прибывшая в Трофейную комиссию в Петрограде Генриетта Сорокина была принята именно чиновником К.М. Гейштором. Позже он описывал её следующим образом: «Я увидел перед собой молодую, лет 20–22 блондинку, слегка полную, в солдатской шинели и с косынкой на голове, а в правой руке — костыль. Слегка прихрамывая, она подошла к столу и, по моему приглашению, села»[618]. Сразу заметим, что возраст посетительницы путейский инженер определил неверно. По нашим расчётам, приведённым в этом очерке, а также учитывая то, что у неё в то время уже была 8-летняя дочь, то Г.В. Сорокиной в декабре 1914 года было примерно 25–27 лет.