Женские лица русской разведки

Посетительница сообщила, что «она сестра милосердия из Передового Госпиталя Генриета Сорокина… была ранена в боях армии генерала Ренненкампфа»[619]. При этом посетительница заявила, что о цели своего визита может сказать только начальнику канцелярии. Иными словами, сестра милосердия шла конкретно в Военно-походную канцелярию царя, а не в Трофейную комиссию. Гейштор доложил о странном визите ротмистру Кноррингу и попросил его прийти в приёмную Трофейной комиссии. Кстати, заметим, что в состав комиссии этот офицер не входил. Видимо, речь идёт о ротмистре (по другим сведениям — капитане) бароне фон Кнорринге, состоявшем в штате Военно-походной канцелярии императора.

Узнав, что начальник канцелярии в отъезде, она попросила присутствующих отвернуться и сняла с себя обмотанное вокруг талии знамя. Она выложила на стол «юбилейное знамя, голубое с белым и золотыми кистями»[620]. Это было знамя 6-го пехотного Либавского полка.

«Сестра стала рассказывать, — вспоминал позже К.М. Гейштор, — что во время боя при Сольдау, при работе на перевязочном пункте, она была легко ранена в ногу. Знаменщик Либавского полка, тяжело раненый в живот, сорвал с древка знамя, свернул его и тихо сказал: «Сестра спаси знамя…» и с этими словами, умер на ее руках»[621]. Но это была лишь первая версия того, как полковое знамя оказалось у сестры милосердия. Из её рассказа получается, что она уже сама была легко ранена в ногу. Находилась на перевязочном пункте, неизвестно в каком качестве — то ли, несмотря на своё ранение, оказывала помощь другим раненым, то ли лежала вместе с другими ранеными.

Знаменщик Либавского полка был смертельно ранен в живот и его доставили на перевязочный пункт вместе со знаменем на древке. Здесь он сорвал знамя с древка, свернул его и передал Генриетте Сорокиной с просьбой сохранить. Согласимся, что просьба выглядит странно. Ведь самое разумное в подобной ситуации было бы передать знамя начальству перевязочного пункта или командованию полка, при котором этот пункт был развёрнут. Почему знаменосец доверился неизвестной ему сестре милосердия, к тому же говорящей с иностранным акцентом, а не передал знамя кому-то из офицеров — тоже загадка.

Однако, находясь под впечатлением от услышанной истории, фон Кнорринг сказал: «Ваш подвиг, сестра, согласно статуту, награждается орденом Св. Георгия, но эта награда вам может быть пожалована только непосредственно Государем Императором». «Этого-то мне бы и хотелось», — ответила сестра»[622].

Ранение и немецкий плен

На вопрос о том, как же ей удалось сохранить знамя полка, Генриетта Сорокина рассказала ещё более странную историю. Оказалось, что она вместе со знаменем Либавского полка попала в германский плен. Её с ранением в ногу подобрали немецкие санитары и доставили в германский госпиталь. Здесь ей извлекли пулю из ступни ноги и оставили для дальнейшего лечения. Сколько она пробыла в немецком госпитале — неизвестно. С её слов, там она находилась до того времени, пока «на основании Женевской конвенции, ее не признали подлежащей эвакуации в Россию»[623].

Подлечившись в немецком госпитале, Генриетта Викторовна непонятно каким образом оказывается на положении подлежавшей высылке в Россию. Домой она добиралась через Норвегию и Швецию. Она объяснила это ее депортацией в Россию согласно Женевской конвенции[624]. Надо сказать, что сомнения в правдивости рассказа сестры милосердия возникли сразу. У неё интересовались, как она смогла скрывать знамя во время медосмотров при пребывании во вражеском госпитале. Спрашивали, как она скрывала знамя при пересечении границ иностранных государств и, не находя ответов, участники этой встречи высказывали самые разные предположения, обсуждая услышанный рассказ сестры милосердия Г.В. Сорокиной.

Ситуация обрела особую остроту, когда Гейнштор, помогая Генриетте Викторовне надеть её солдатскую шинель, случайно нащупал в кармане «большой револьвер». Сестрам милосердия оружие не полагалось. О своей находке он доложил помощнику начальника Военно-походной канцелярии лейб-гвардии Преображенского полка полковнику К.А. Нарышкину и получил задание пригласить Генриетту Викторовну на ужин, чтобы в неформальной обстановке поподробнее расспросить её о деталях столь запутанной истории. Кстати, в публикации Гейштора Нарышкин ошибочно указан как представитель Кавалергардского полка, в котором он никогда не служил. Будучи другом детства царя, он всю свою службу провёл в лейб-гвардии Преображенском полку и в дальнейшем всегда числился по гвардейской пехоте[625]. Скорее всего, неточность связана с тем, что воспоминания путейского инженера были написаны и опубликованы спустя несколько десятилетий после описываемых событий.