Женские лица русской разведки

Очень часто секретных сотрудников охранки обвиняли в открытом провокаторстве. Однако, согласно требованиям параграфа 8 «Инструкции по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения», строго предписывалось: «Состоя членами революционных организаций, секретные сотрудники ни в коем случае не должны заниматься так называемым «провокаторством», то есть сами создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших в этом деле второстепенные роли»[316]. При этом в параграфе 4 той же Инструкции руководителям розыска напоминалось, что «сотрудничество» от «провокаторства» отделяется весьма тонкой чертой, которую очень легко перейти[317].

Особенно резко реагировали на выявленные факты провокаций эсеры. Боевики этой партии предателей и провокаторов, как правило, карали смертью. Это был опасный участок тайной работы, на котором «работало» вдвое больше секретных сотрудников, чем во всех остальных российских партиях. Да и жалованье секретных сотрудников, действовавших среди эсеров, было выше, чем у остальных агентов. Так, например, мадам Загорская в разные периоды своей тайной службы получала от 2500 до 3500 франков в месяц[318]. При этом Мария Алексеевна содержала политический салон партии эсеров в Париже, двери которого всегда были открыты не только для партийных руководителей, но и для рядовых партийцев[319].

Конфликтная ситуация сразу же сказалась на результатах тайной работы. Новый начальник не потерпел столь открытого неповиновения и стал особо внимательно контролировать деятельность семейной пары Загорских. Вскоре их уличили в предоставлении ложных сведений о своих действиях. Так, муж-агент сообщил жене-агенту неверную дату своего прибытия в Петербург. При проверке оказалось, что в указанную дату он находился в австрийской столице. Как известно, маленькая ложь порождает большое недоверие. Особенно в столь деликатной сфере, как политический сыск. Руководство Загранагентуры отметило явное снижение полноты и качества предоставляемой агентской парой оперативной информации.

Чтобы переломить ситуацию открытого неповиновения, Красильников с Эргардтом решили воспользоваться проверенным способом по оказанию финансового давления на главное звено противодействия — М.А. Загорскую. Распоряжением Департамента полиции ей почти на треть уменьшили месячное жалованье — с 3,5 тысячи до 2,5 тысячи франков. Однако и этот приём не помог уладить конфликт. Видимо, когда ей подобрали псевдоним «Шальная», то тем самым точно определили её черты характера и личные качества. В своём противостоянии с жандармским подполковником секретный сотрудник Загорская стояла на своём, несмотря на растущее недовольство начальства и личные материальные потери. Красильников неоднократно докладывал об этой конфликтной ситуации в Департамент полиции. Особо при этом подчёркивая, что «работа» Загорской стала менее результативной, чем во времена руководства Ратаева и Гартинга. Упомянул он и о случае с Загорским, имевшим псевдоним «Южный», когда его уличили в представлении ложных сведений о датах перехода границы и прибытия в Петербург, в то время как он оставался в те дни в городе Вена. «К изложенному, — докладывал Красильников начальству, — считаю необходимым добавить, что так называемая «Главная Агентура» до настоящего времени не даёт никаких существенных сведений, ограничиваясь передачею мало определённых слухов, а в приведённом выше случае сообщение её прямо не соответствовало истине»[320]. Не помогло и снижение месячного жалованья Загорской на 1000 франков — до суммы 2500 франков.

Строгая конспирация: всегда и во всём

Секретный агент Загорская была прилежной ученицей в освоении тайного ремесла. Один из главных принципов в работе агента охранки гласил о необходимости всегда и везде помнить о конспирации, повседневно соблюдая определённые правила и условия. Марья Алексеевна хорошо усвоила эти уроки и всегда проявляла настойчивость в вопросах конспирации. Она даже вице-директору Департамента полиции С.Е. Виссарионову, с которым была лично знакома, писала свои сообщения и письма только печатными буквами. Кстати, в своём письме от мая 1912 года она вновь отказалась от перехода в подчинение подполковника Эргардта[321].