Женские лица русской разведки

Однако некоторые доводы, приведённые Загорской в этом письме, помогают лучше понять реальную ситуацию того времени. Так, в самом начале своего письменного обращения она упоминает о том, что Красильников ей сообщил о том, что он «получил распоряжение о прекращении со мной свиданий и о передаче меня другому лицу… но я категорически отказывалась, как и отказываюсь теперь»[322]. Далее она пишет о сложности психологической перестройки агента при таких переподчинениях. Предупреждает о том, что в результате может сильно пострадать дело. В конце письма она просит оставить всё так, как было прежде. Интересно, что это письмо М.А. Загорская подписала инициалом «С.». Ни один из её оперативных псевдонимов не начинается с этой буквы. Возможно, это был какой-то псевдоним или тайный знак, используемый только для личной связи с С.Е. Виссарионовым. Однако ожидаемой поддержки руководства Департамента полиции в решении своего вопроса об отмене переподчинения она не получила. Несмотря на это, она тоже осталась на своей позиции и продолжала демонстративно общаться только с Красильниковым. Кстати, ежемесячное денежное вознаграждение из его рук лично получали всего два секретных сотрудника, одним из которых была Марья Алексеевна Загорская. Все остальные секретные сотрудники и негласные осведомители получали своё вознаграждение из рук его заместителей и помощников.

Откомандирование в Россию

Во избежание расширения зоны конфликта в ноябре — декабре 1910 года было решено временно перевести Загорскую в Россию. О серьёзности сложившейся ситуации свидетельствует тот факт, что решение по данному переводу принимал вице-директор Департамента полиции и одновременно начальник Особого отдела С.Е. Виссарионов, который к тому же заведовал кадрами всех охранных отделений и самого Департамента полиции. Надо отметить, что директор Департамента полиции С.П. Белецкий хорошо знал своего заместителя и во всём полностью ему доверял. Так что решения Виссарионова были обычно окончательными.

Вопрос перевода ценного агента зарубежного сыска в Петербург был детально продуман, чтобы не вызвать у Загорской каких-либо подозрений. Для всех она продолжала считаться опытным и результативным секретным сотрудником Парижского бюро и была известна под новыми псевдонимами. Кроме агентурного имени «Шальная», ей были присвоены новые псевдонимы — «Главная агентура» и «Шарни». Считается, что оперативный псевдоним «Шарни» был выбран Красильниковым при участии самой Загорской по аналогии с известным историко-приключенческим романом А. Дюма «Графиня де Шарни». Возможно, сыскное начальство выбором столь аристократичного по звучанию псевдонима хотело смягчить конфликтную ситуацию среди Заграничной агентуры. Несмотря на все сложности во взаимоотношениях со строптивым секретным сотрудником, её продолжали содержать в составе Заграничной агентуры, поскольку, как считал А.А. Красильников, она при случае благодаря лишь своим связям и положению среди политэмигрантов «могла вознаградить все расходы».

Надо отметить, что до конфликта семейная агентура Загорских работала весьма результативно. В донесениях самой М.А. Загорской достаточно подробно освещалась деятельность эсеров в Российской империи и за рубежом. Многие доклады в Департамент полиции из Парижа в значительной части содержали информацию, наблюдения и выводы, взятые из оперативных донесений Загорской. При этом особый интерес высших чинов российской охранки был сосредоточен на сообщениях о террористической активности эмигрантов и ближайших планах эсеров-боевиков.

Соблюдая осторожность, избежала разоблачения

Ситуация нормализовалась лишь после смерти А.В. Эргардта в 1915 году. Причина и обстоятельства его смерти до конца неизвестны. Однако последующие события лишь подтвердили опасения Загорской относительно перехода в подчинение к жандармскому подполковнику.

Дело в том, что после его смерти выяснилось одно весьма неприятное обстоятельство для российской секретной службы за рубежом. Оказалось, что сам Эргардт грубо нарушал правила конспирации. Например, часто проводил встречи с секретными сотрудниками у себя на квартире и вёл с ними разговоры по вопросам, составлявших государственную и служебную тайну. Иногда при этом присутствовала и его жена. Позже стало известно, что он посвящал свою жену во многие служебные вопросы и даже обсуждал с ней свои секретные дела.

После его смерти жена пыталась шантажировать руководство Заграничной агентуры своей осведомлённостью и возможностью разоблачения многих секретных сотрудников политического сыска за рубежом. За своё молчание она требовала значительную сумму денег.