Она восстановила прежние связи с друзьями молодости – писателем А.С. Сергеевым, журналистом Ю.В. Саблиным и некоторыми другими из числа тех, кто относил себя к московской творческой интеллигенции. В ту пору в стране во всю разворачивалась борьба с троцкистской оппозицией. Своего высшего накала борьба со сторонниками Троцкого достигла 7 ноября 1927 года, когда оппозиционеры попытались провести свой митинг и альтернативную демонстрацию в Москве. Противники платформы Троцкого, которых оказалось много больше, разогнали скопление оппозиционеров. Эти события в столице вызвали определённый резонанс в кругах интеллигенции и обсуждались на работе у Елены.
При этом Феррари сохранила дружеские отношения с некоторыми прежними сослуживцами из военной разведки. В своей книге историк ГРУ В. Лота писал: «Она изредка бывала в гостях у сотрудника Разведуправления Надежды Улановской». Здесь, возможно, закралась какая-то неточность. Дело в том, что Надежда (Эстер) Марковна Улановская, урождённая Фридгант, действительно имела отношение к военной разведке, была переводчицей и преподавателем английского языка. Только вот она вряд ли была знакома с Еленой, поскольку на службу в военную разведку Надежда Марковна поступила вместе с мужем А.П. Улановским в конце 1928 года. Иными словами, спустя примерно 2 года, после ухода Е.К. Феррари из Разведуправления. К тому же Улановская вместе с мужем были сразу направлены в Шанхай, где она работала в группе Зорге под именем судетской немки Киршнер в качестве радистки. Потом до 1931 года жила в Берлине, Париже и в США по канадскому паспорту на имя супругов Гольдман[361]
.Впрочем, в изданиях, посвящённых жизни и судьбе Елены Константиновны Феррари-Голубовской, встречаются и другие неточности. «В Москве, – читаем в книге писателя В. Лота, – работали берлинские знакомые Феррари Владислав Ходасевич, Виктор Шкловский и другие»[362]
. Так ли это было на самом деле? Что касается Виктора Борисовича, то действительно он ещё с конца 1922 года начал просить о своём возвращении на родину. В сентябре 1923 года ему разрешили вернуться из эмиграции в Москву, где он поселился в усадьбе Покровское-Стрешнево. Конечно, с ним поэтесса Феррари могла встречаться в советской столице.А вот с В.Ф. Ходасевичем – вряд ли. После октябрьских событий 1917 года он оставался в России. Более того, он в 1921 году опять безумно влюбился в поэтессу Нину Берберову и женился на ней, хотя до этого и прежде был уже несколько раз женат. В июне 1922 года он вместе с молодой женой эмигрировал в Берлин. Здесь он дружил с Горьким и Андреем Белым, участвовал в выпуске русскоязычного журнала «Беседа», публиковал фельетоны о советской литературе и критические статьи о деятельности ГПУ за рубежом. Со временем он вместе с Берберовой стал осознавать, что их возвращение в СССР стало невозможным[363]
. В марте 1925 года советское посольство в Риме отказало Ходасевичу в продлении паспорта и предложило вернуться в Москву. Он отказался, став окончательно белоэмигрантом. Тогда же вместе с Берберовой они перебрались в Париж, где он и умер в 1939 году. Так что встречаться Ферарри и Ходасевич в Москве не могли. Да и вряд ли это было бы необходимо после того, как он публично обвинил поэтессу в том, что она является большевистским агентом и террористкой, указав при этом даже её особые приметы.После раскрытия её биографии Феррари прекращает свои литературные контакты в Берлине и отправляется в Москву (где в декабре 1923 года присутствовала на дружеской встрече с Б.Л. Пастернаком и С.П. Бобровым), а затем с новым разведывательным заданием в Италию. Там она продолжила литературную деятельность совместно с художником-футуристом русского происхождения Виничио Паладини, входила в группу итальянских «имажинистов» (дебютировавших в 1927 году, когда Феррари уже была в Москве). В 1925 году вышел её второй сборник стихов «константинопольской» тематики «Prinkipo» (греческое название острова Бююкада около Босфора) на итальянском языке. Кстати, некоторые иллюстрации к книге выполнил её знакомый художник итальянец Виничио Паладини. Эту книгу, как писал Владимир Лота, Елена Феррари посылала в 1924 году Горькому на рецензию, но он не ответил. Не вполне понятно, что и когда отправляла поэтесса пролетарскому писателю. Сама книга вышла лишь в 1925 году, так что речь могла идти лишь о каком-то экземпляре рукописи книги. При этом одна рукопись книги находилась в римском издательстве.
На родине оказалась не у дел
В 1925 году Голубева (Голубовская) вернулась в СССР и возобновила работу в аппарате Разведупра на месте. В январе 1926 года назначена сотрудником-литератором третьей части третьего отдела Разведупра РККА, но летом того же года уволена со службы по состоянию здоровья согласно её рапорту.