Женские праздники (сборник)

Веревка в ярком целлофане, которую он почему-то прятал в корзине для грязного белья, измучила его совершенно. То узел развязывался, то ноги доставали до пола.

Звонок.

С петлей на шее он подошел к телефону. Не хотел подходить. а как не подойти?

— Алё, это кинотеатр?

— Это цирк, девушка, — криво усмехнулся он. — Сегодня и ежедневно: конферанс с петлей на шее.

Он положил трубку. На то, чтобы подняться из кресла, сил уже не было.

Долгая минута в полной прострации. Наконец он взял опять трубку кнопочного телефона, набрал номер. Пальцы дрожали меньше, чем можно было ожидать.

— Корнеев слушает. Алло?.. алло!.. Вас не слышно, перезвоните.

Огородников, так ничего и не сказав, положил трубку. Глупо. Что за детские игры. Выкурил сигарету, немного успокоился. Снова набрал номер.

— Корнеев слушает.

— Огородников переводит.

Интересно, сколько лет они разыгрывают этот телефонный дебют?

— Олег, это ты сейчас звонил?

— Нет, — соврал он. — Ты можешь послать к офтальмологам Буравского? Вместо меня?

— Что, опять? — в голосе шефа появилась искренняя озабоченность, и это окончательно выбило Огородникова из колеи.

— Да, — с трудом выдавил он из себя.

— Э, да ты совсем раскис. Ладно, посиди дома. Что тебе сейчас нужно, так это покой.

— Ага, вечный.

Шеф хмыкнул.

— Вечный не обещаю, но отдельную палату Раскин тебе обеспечит. Недельки на две, годится? Тишина, сосны. Раскин тебя не то что на ноги, на уши, если надо, поставит. Когда я его.

— Значит, договорились. Переводил Огородников.

— Наслаждался Корнеев.

Отбой.

— Будем молчать?

Тягучий, слегка гнусавый голос — будто заложен нос. И рассматривает тебя без зазрения совести так, словно ты вошь под микроскопом. А самому и сорока, наверно, не будет. И это — врач! Даже надеть халат не удосужился. В Огородникове нарастала неприязнь к человеку, встречи с которым он ждал, можно сказать, как свидания с Господом Богом.

— Олег Борисович, мне жалко моего времени.

— А мне моих денег.

Раскин не только не обиделся на грубость, наоборот, она его развеселила. Смех у него, впрочем, оказался не более приятным, чем голос.

— Да, на аппетит не жалуемся. Но вас ведь о цене предупредили? — Ответа не последовало. — Сдается мне, чем-то я вам не приглянулся.

— Я ожидал увидеть врача.

— А, вы об этом, — Раскин небрежно показал на свой костюм, сшитый, кстати, безупречно. — Ну, во-первых, мой рабочий день закончен. А во-вторых. будь я в халате, вы бы чувствовали себя моим пациентом, то есть больным человеком.

Огородников впервые посмотрел на него без откровенной враждебности.

— А я, признаться, твердо рассчитываю к концу нашего разговора доказать вам, что вы здоровы.

— Если это одна из ваших психиатрических уловок, то вы явно переоцениваете ее эффективность.

Раскин расхохотался.

— А вам палец в рот не клади. Но — к делу. Ну так что, сами расскажете, что привело вас сюда, или предпочитаете, чтобы это сделал я?

— Любопытно будет послушать, — Огородников отказывался поддерживать шутливый тон, взятый собеседником.

— Если начну врать, остановите. Профессия: переводчик-синхронист. Международные конгрессы, научные симпозиумы. И везде нарасхват — ас! Ощущение своей незаменимости породило комплекс полноценности, подогреваемый регулярными приглашениями на кинофестиваль. Как приятно — входишь в зал, «театр уж полон, ложи блещут», завсегдатаи перешептываются: «Кто будет переводить?» — «Огородников. Классно чувак работает». А ты аккуратно так вешаешь пиджачок на кресло, надеваешь наушники и, потомив еще немного публику, — что, невтерпеж? — нажимаешь наконец на тумблер: «Можно начинать». Ну, само собой, престиж, деньги, связи. Жена. жена, убаюканная годами благополучия, ищет острых ощущений на стороне. и находит. Достаточно умна, чтобы это не афишировать, однако не настолько осторожна, чтобы ни разу не попасться. Так, сын.

— Дочь.

— Спасибо за уточнение. Итак, дочь. Груба, ленива, невоспитанна. Приводит домой целый кагал таких же выродков. извините.

— Извиняю.

— До одури слушают бред, который они называют «новой волной», наверняка пьют, а может, занимаются чем-то и похлеще, но этого уже родители знать не могут, потому что детишки «секут момент» и вовремя запираются. Хватит?

Огородников подавленно молчал.

— Вы меня не прервали, из чего я заключаю, что нарисованная картина не слишком отличается от действительности.

— Успели завести досье, — усмехнулся Огородников.

— Зачем. Вполне хватило анкетных данных, сообщенных нашим общим знакомым. Он, кстати, весьма высокого о вас мнения.

— А кинофестиваль?

— Был на американском боевике, который вы переводили. У меня хорошая зрительная память.

— А жена? Дочь?

— По накату.

— Как вы сказали?

— Вы никогда не задумывались, почему цыганки, вторгаясь в нашу судьбу, чувствуют себя в ней как рыбы в воде?

— Я, знаете, не привык обращаться к их услугам.

— И правильно. Если уж позволять себя обобрать, так не какой-нибудь грязной старухе, а интеллигентному человеку с университетским дипломом.

Раскин снова захохотал, но почему-то на этот раз Огородникова не покоробило. Чем-то этот тип подкупал. Обезоруживающей своей наглостью, что ли.