Женские убеждения

Она хотела его, или молодую версию его, а заодно – и молодую версию себя? Может, ей просто хотелось вновь вернуться в юность – и только? Она вспомнила ту их давнюю ночь и ее несчастливое, душераздирающее завершение. Лицо его по-прежнему выражало силу, и ей в голову пришло определение, подходящее человеку, привыкшему главенствовать: грубые черты, хотя как раз женщине, живущей публичной жизнью, грубость совершенно ни к чему. Над ней бы стали издеваться в Твиттере, сказали бы – шла бы ты, и не забудь надеть мешок на голову. Тело у него оставалось подтянутым и привлекательным, одевался он красиво, как полагается очень богатому мужчине, галстук висел, точно сосулька. Сексуальное влечение – не остров, а часть архипелага, включающего в себя всевозможные уловки и контекст. Контекстом Эммету служил до нелепости внушительный кабинет, а также годы, прожитые после той их встречи – все это откровенно выпячивало его победы.

– Фейт, – произнес он, и голос прозвучал мягко, а глаза явственно увлажнились. Он взял ее руку, потом отпустил, а потом обнял ее. Объятие ее удивило, оно сильно отличалось от воздушных поцелуев или двойных воздушных поцелуев, общепринятых на острове под названием Манхэттен. Объятие было искренним, и это радовало.

– Я так рад тебя видеть, – произнес Эммет, когда они расцепили объятия и слегка отстранились, чтобы посмотреть друг на друга. Потом он усадил ее на коричневый кожаный диван размером с буйвола, а сам сел напротив. Она слушала его долгий рассказ о женском фонде, который он хочет создать под эгидой своей фирмы, а ее назначить директором. – Будем проводить конференции, лекции, крупные мероприятия на выбранные темы, приглашать публику. Никакого внешнего финансирования. Кое-что можно зарабатывать на билетах, но все остальные расходы мы берем на себя.

– Погоди, помедленнее, – попросила Фейт, когда монолог растянулся на несколько минут. На заднем плане одетые в белое официанты и официантки накрывали на стол. – Прежде всего, позволь мне сказать, что я крайне польщена.

– Не надо этого говорить, – отозвался он. – Потому что так обычно говорят, когда собираются отказаться.

– Ну, прежде чем сюда сегодня прийти, я порасспрашивала, попыталась составить представление о контексте, – сказала Фейт. – Ты очень преуспел во многих отношениях, Эммет, но у тебя реноме человека, который не слишком заботится о нравственности и репутации.

– Понимаешь, Фейт, моя фирма вкладывается в самые разные начинания, – пояснил он. – Да, верно, я не святой человек. Мы многое пробуем, не все получается. Но в целом дела идут неплохо, а если ты посмотришь на историю нашей благотворительной деятельности, сомнения твои исчезнут. Мы прилично жертвуем на поддержку женщин.

Очень долго, мучительно долго они смотрели друг на друга в молчании. Ей хотелось поставить его на место, прямо здесь, в его кабинете.

– Тебе небезразлично, как живут женщины? – спросила она наконец.

– Мне кажется, ты знаешь ответ на этот вопрос.

– Ты помнишь Джона Хинкли? – спросила она. – Того, который стрелял в Рональда Рейгана? Он сказал, что хотел произвести впечатление на Джоди Фостер.

– Ты полагаешь, что я пытаюсь произвести на тебя впечатление?

– Не исключено.

– Даже если бы это было так, а это не так, уверяю тебя: фонд не станет заниматься истреблением президентов, – успокоил ее Эммет. Потер глаза, как будто она его страшно вымотала – возможно, так и было. Возможно, он уже жалел, что позвонил ей, потому что только добавил себе мороки. Однако она не собиралась бросать дело на полдороге.

– Знаешь, мне просто хочется делать добрые дела, – сказал он.

– И чтобы в них участвовали женщины.

– Вроде того.

Гораздо тише, она добавила:

– И чтобы я участвовала тоже.

Фейт сильно будоражила мысль, что она получит доступ к значительным деньгам и ресурсам. Такого никогда не было, ей, в общем-то, не очень-то и хотелось. Трудно было вообразить, как это выглядит. «Блумеру» приходилось с боем выбивать из «Кормер паблишинг» даже крошечные гонорары авторам или двухслойную туалетную бумагу.

Она подумала: а не продамся ли я, приняв это предложение? Ширли Пеппер давно умерла от закупорки коронарной артерии – ее не спросишь. Бонни Демпстер после закрытия «Блумера» жила на заработок – скромный и ненадежный – в маленькой компании, занимавшейся разбором и вывозом лишних домашних вещей: работали там только женщины, а название было дурацкое: «Суфрачистка». После встречи с Эмметом – ему она сказала, что должна подумать – Фейт позвонила Бонни спросить совета, и та сказала:

– Знаешь, Фейт, ты вообще у нас довольно податливая. По счастью, цинизма в тебе ни капли, но я была бы очень осторожна. А кроме того – тебе действительно хочется этим заниматься? В смысле, для тебя это достаточно хорошо?

Фейт позвонила Эммету на следующее утро и сказала: