Женские убеждения

– Разорвать отношения. Можно, но это недальновидно, – отозвалась Фейт. – Где еще я возьму деньги на то, чтобы рассказывать широкой общественности про проблемы женщин? Вы же не дадите мне миллионов долларов, Грир?

– Нет…

– А других партнеров нам не найти. – Речь Фейт делалась все стремительнее. – Я всем этим занимаюсь еще с допотопных времен. У меня свои подходы и свои недостатки – это вам всякий скажет. Есть другие, более молодые фонды, с куда более прогрессивной повесткой дня. Я ими восхищаюсь. Они реагируют на сиюминутные события. Поезжайте почти в любой современный университет – вам очень строго придется следить за употреблением местоимений мужского и женского рода. Я попыталась перенять как можно больше, чтобы оставаться на одной волне с тем, что происходит в современном мире. И чтобы не утратить актуальности. Но в большинстве фондов нет тех средств, которые есть у нас, они, по сути, побираются. При этом они постоянно борются за равенство, своими способами, а я борюсь своими. – Она перевела дыхание. – Ничего не поделаешь, дают – бери. Не всегда получается одновременно брать деньги и творить добро. Об этом я знала с тех самых пор, как вышла из детского возраста. Колеса не поедут без смазки.

Грир поняла: Фейт произносит речь, и в голове у нее все вроде как встало на свои места, а кроме того, она сообразила, что от нее не требуется встречных слов, разве что пара вопросов по ходу дела – в качестве возражений по мелочам.

– И вы готовы с этим смириться? – подытожила Грир.

– Нет, я не «готова с этим смириться». Я стараюсь приглядывать за всем, за чем могу, прекрасно понимая, что приглядеть за всем не удастся. Мошенничество с этой программой в Эквадоре вызывает у меня омерзение. И сильнейшую злость. Но знаете, какое чувство основное? Их поступок меня удручает. Напоминает о том, как ты должна действовать, если пытаешься что-то изменить в мире в отношении прав женщин. Дело вот в чем: если бы четыре года назад я сказала: нет, Эммет, я и прикасаться не стану к твоим деньгам – знаете, чем бы я сейчас занималась? Сидела дома и осваивала икебану.

– Простите, а что такое икебана?

– Японское искусство составления букетов. Вот я бы их и составляла. Я не смогла бы рассказать тысячам людей о страданиях женщин-езидок[21] в Ираке. Не дала бы возможности рассказать свою историю женщинам, которым отказали в аборте после того, как их изнасиловали отцы. Ах, господи прости, сама не понимаю, почему я вечно вставляю эту деталь – отцов. Достаточно сказать: женщинам, которым отказали в аборте. Суть-то в этом. Женщины в праве распоряжаться своими телами и своими жизнями, чего бы там ни говорила сенатор от Индианы.

Я знаю, что говорят о нашем фонде. Что билеты мы продаем слишком дорого, на наши лекции в основном приходят богатые белые. «Богатые белые дамы», уточняют они, и это уже оскорбительно. Вы же знаете, мы пытаемся сделать аудиторию как можно разнообразнее и при этом сокращать расходы. Но мне пришлось несколько скорректировать мои подходы к нашей деятельности, пришлось петь и танцевать под дудку верхнего этажа. А им нужны знаменитости в роли докладчиков. Все эти вычурные деликатесы, над которыми так смеется мой сын. И ясновидящая-феминистка мисс Андромеда с ее смехотворными предсказаниями. Но чтобы женский фонд мог работать, Грир – потому что сама по себе фраза «женский фонд» отпугивает почти всех – иногда приходится связываться с ясновидящими.

– И какова альтернатива разрыву отношений? – поинтересовалась Грир. – Просто вернуться к работе и сделать вид, что ничего не произошло?

Грир вспомнила, как Фейт стояла на кафедре в часовне Райланд-колледжа – копна вьющихся темных волос, высокие сексуальные серые сапожки, вспомнила, как сильно она воодушевила всех присутствовавших. А потом отдельно дала важный жизненный совет и Грир. Фейт ей помогла, проявила к ней интерес, в результате у Грир появилась интересная работа и долгое время ей казалось, что работа эта приносит пользу. Однажды зимой, примерно год назад, на одной из центральных улиц к ней стремительно подошла Беверли Кокс, работница с обувной фабрики, которая до того выступала против неравенства в оплате труда и притеснений в отношении ее самой и ее коллег-женщин; она выпалила: «Стойте, я вас знаю. Вы помогли мне написать мою первую речь». Беверли повернулась к своим спутницам – они все приехали с севера штата, на них были толстые теплые пальто, и спросила: «Помните, я вам про нее рассказывала?» Подруги ее закивали. «Никогда не думала, что смогу сказать речь». А потом Беверли обратилась к Грир: «Не думала, что меня вообще кто-то станет слушать. А вы выслушали». Она порывисто обняла Грир, остальные фотографировали на телефоны. «Для потомков», – объявила Беверли и вручила Грир листовку с рекламой профсоюзного собрания в Онеонте, на котором будет выступать через неделю.