– Не то чтобы очень хорошо, но его здесь все знают. Так здорово, что он есть. Я очень счастлива, что вы будете с ним работать. Многие девчонки говорили, что вы ни за что здесь не останетесь, что вы слишком упрямая, что будете пытаться показать себя, а я всегда была уверена в обратном. – Она улыбнулась еще шире. – Я слышала, что вы нашли общий язык.
Я была так удивлена, что не знала, что ответить. Чтобы потянуть время, я невольно промычала:
Когда я вернулась в 77-е отделение, Карма уже навел в кабинете порядок, снял с гинекологического кресла простыни и поставил на него табуретку и скамеечку, перевернув их вверх ногами.
– Разложи инструменты.
Я разложила инструменты по выдвижным ящикам, повесила на место халат – и, надевая плащ, увидела, что он вернулся с ведром, из которого торчали половая щетка и тряпка.
– Увидимся в понедельник? Это будет последний день…
– А раньше не удивимся? Я думала, вы заставите меня еще раз подежурить ночью в маленьком отделении…
Он оперся о щетку:
– А… ты не забыла… У тебя действительно отличная память! Читая роман и дойдя до половины, ты помнишь все, что прочитала?
– Если роман интересный, то да. Но я редко читаю. Когда истории вымышленные, у меня возникает ощущение, что я зря теряю время.
– Вот почему тебе скучно на консультации… – пробормотал он.
Мне снова захотелось спросить, что он имеет в виду, но он меня опередил:
– Что касается дежурства, мне очень жаль, что я говорил с тобой в таком тоне. Я вовсе не хотел тебя заставлять. Катрин чувствует себя неважно и может умереть в любую минуту. Дежурный врач должен быть готов к такому повороту событий.
Я пожала плечами:
– Мне уже приходилось констатировать смерть…
Он наклонил голову:
–
Снова я почувствовала себя круглой дурой. Но теперь это ощущение вызвало не его поведение, а тон моей фразы, хвастливый и незрелый, тон ребенка, который хочет показать родителям, что уже все понимает.
Внезапно я представила, как Катрин безжизненно лежит на кровати, простыня натянута до шеи, ее лицо мертвенно-бледно, голова неловко повернута, а рядом с кроватью обливаются слезами мужчина и девушка-подросток.
Я покачала головой:
– Мне очень жаль. В такой ситуации больше подойдет человек… более опытный.
– Да, – задумчиво ответил Карма. – Опыт важен. Но важнее всего присутствие.
Я не была уверена, что поняла его до конца, но энергично кивнула.
– Кто будет дежурить на этих выходных?
– Сегодня вечером – Коллино, он всегда дежурит по пятницам. А завтра и в воскресенье – я. До понедельника.
– До понедельника.
Изнуренная и подавленная, я взяла такси и поехала домой.
*
Я стала думать о том, есть ли у этого типа сексуальная жизнь. И вообще,
В общем и целом, мне не нравится, как он на них смотрит. Мне его взгляд кажется… неопределенным, и это меня смущает. Я не знаю, любит он их или ненавидит, восхищается ими или презирает, хочет ли защитить от всего человечества или запудрить им мозги. Из пациенток, которых я видела вчера, большинство пришли впервые, но некоторые уже его знали и слушали так, будто ждали, что он раскроет им глаза. Или изменит их жизнь.
Хотя – очень странно так говорить, ведь я наблюдаю за ним совсем недолго, – мне кажется, что это он меняется.
Хотя бы в отношении меня.
Накануне он уже не спрашивал, есть ли у меня вопросы. Каждый раз, когда он провожал пациентку до двери, я ждала, что он скажет: «Ей хотелось поговорить», или «Ей нужно было выговориться», или «У нее тяжело на сердце», или другую подобную банальность. Но нет. Он передавал мне карту, если мне нужно было что-то записать, и, когда я поднимала глаза, спрашивал: «Что вы об этом думаете?» Это меня удивило, но мне нужно было многое сказать, и я говорила. Иногда он выслушивал меня молча, изредка кивая, как будто ему нужно было это обдумать.
Иногда он на меня набрасывался, иногда выслушивал. Чего он хочет, в конце концов? Глядя на него, я впадала в смятение. Я забывала принять таблетку и делала черт знает что, решила бросить таблетки, не думая о последствиях. А еще у меня жуткая мигрень,
ЧУДОВИЩЕ