Женский хор

– Конечно. Это не обязательно ужасная, опасная тайна, ведь иногда обыкновенный стыд мешает нам выйти на люди. Часто секреты разочаровывают тех, кому становятся известны, настолько они заурядны, настолько типичны. Но для людей, которые их хранят, это тяжкое бремя. Страх раскрыть секрет настолько велик, что они извращают реальность, чтобы не привлекать внимания. Чтобы скрыть правду, они рассказывают разные истории. Они не знают, что история, которую они рассказывают, не только хорошо скрывает правду, но и четко обрисовывает ее контуры.

Из его слов я не поняла ничего. Я знала, что в них есть смысл, только никак не могла его разглядеть. Как у людей, у которых из-за удара в лоб повредился обонятельный нерв, – и теперь земляника пахнет просто водой. Они помнят, что у нее был аромат, но теперь его нет, и они с нетерпением ждут, когда он вернется, им не терпится съесть землянику, но вот появляется вкус воды, а ее текстура губки…

– А ты, – сказал Карма, – ты это чувствуешь.

– Чувствую что?

– Контуры их истории. Силуэт, который вырисовывается. Каждый раз, отвечая, ты говоришь им, что видишь, что чувствуешь их рассказ. Когда они прочтут твои сообщения, у них по-прежнему не будет ответа на их вопрос, зато появится ощущение, что для тебя они существуют.

– Я ответила, – сказала я, готовая расплакаться (я чувствовала, как во мне родилось ощущение беспомощности, которое охватило меня перед лицом этого потока жалоб и несчастий, всех этих сообщений, сетований, вагона, груженного жалобами, как будто я стояла позади грузовика с гравием, и вдруг кузов начал опускаться, гравий посыпался на меня, и я оказалась закопанной, погребенной, раздавленной. Как я могла ответить на все эти сообщения и не потонуть, не испугаться, не поддаться отвращению, отторжению, иронии, сарказму желанию все бросить или обругать их, встряхнуть и крикнуть им что есть силы, заглавными буквами, до какой степени я считаю их слабыми, трусливыми, вялыми и глупыми, глупыми, глупыми, настолько глупыми, что они напоминают мне мою собственную глупость. Но я не хотела сдаваться, не хотела, позволить себя провести, не хотела, чтобы меня все это поглотило, это как перед начальниками – ты всегда можешь меня раздавить, если хочешь, только у тебя не получится, я выживу я не буду торопиться, буду двигаться вперед миллиметр за миллиметром и вырасту и выберусь из этой дыры из этого шкафа, в котором ты хочешь меня запереть, и пойду к свету который мне нравится, а не к тому которым ты светишь мне в лицо, чтобы заставить меня повиноваться, утверждая, что этот свет единственный. Я пойду к свету который хочу найти, сантиметр за сантиметром, к концу туннеля, который вырыла сама, одна, а ты не видел и не знал, начиная со вчерашнего дня я больше не одна: они были там, со мной, под гравием, и когда я расчистила его, чтобы увидеть свет, то сделала это и для них). Я ответила, как смогла.

– Не просто «как смогла», ты ответила лучше, чем это сделал бы я.

– Почему? – сказала я, желая его задеть. – Потому что я женщина?

– Нет, потому что ты менее закомплексованная. Более гибкая, лучше приспосабливаешься. Более открытая.

– Но вы говорили, что я форматированная.