– Мы слегка переборщили, да? – сказал Карма, поднимаясь и поправляя халат. – Все это насилие – это ужасно.
Я тоже поднялась и повернулась к матери Сесиль, которая окаменела и стала похожа на статую. Она смотрела на меня раскрыв рот.
И тогда меня охватило непреодолимое желание –
– БУ!
Она вздрогнула, отступила назад, споткнулась о стул и бухнулась на пол.
В этот момент появились трое полицейских в форме, солдатских башмаках и с дубинками. Должно быть, они патрулировали вокруг больницы и прибежали на шум или их позвала одна из медсестер.
– Вы вовремя, – сказал Карма шутливым тоном. – Этим господам требуется помощь. Вы нам не поможете?
Оцепеневшие перед лицом его спокойного величия, двое полицейских подняли первого мужчину и надели на него наручники, а их коллега помог мне усадить второго, который вопил от каждого прикосновения к его плечу, в кресло на колесиках.
– Я оставлю вас наедине с пациенткой, доктор.
И, крепко схватив мать Сесиль за руку, мой шеф повел полицейских и раненых в отделение неотложной хирургической помощи.
ПЛАВНЫЙ ПЕРЕХОД
Пока медсестра брала у нее кровь на анализ, я вымыла руки, натянула перчатки и поставила Сесиль капельницу с физиологическим раствором.
– Мне больно…
– Где тебе больно?
Она положила руку на низ живота:
– Я беременная? Я так боюсь забеременеть. Я не хочу быть беременной. Мне больно… Мне страшно.
– Почему ты думаешь, что можешь оказаться беременной?
Она разрыдалась и молча затрясла головой.
Я изо всех сил старалась не паниковать.
– Если ты не хочешь об этом говорить, это не страшно. Это не помешает мне тебя лечить. Можно, я тебя осмотрю?
Она кивнула, и я помогла ей снять джинсы. Под джинсами на ней были белые детские трусики, липкие от желтоватых выделений.
– Как давно у тебя такие выделения?
– Три недели…
Я положила руку на ее живот, он был напряженный и чувствительный.
– У тебя были сексуальные отношения в течение этих трех недель?
Она кивнула и закрыла глаза.
– Было больно?
– Было очень больно, – сказала она, захлебываясь рыданиями. – Но они мне не верили. Они… не хотели останавливаться.
Она открыла глаза и затаила дыхание. Она смотрела на что-то за моей спиной. Я повернулась к медсестре:
– Я все сделаю сама.
– Хорошо. Я отнесу пробирки в лабораторию.
Я огляделась. Все стены интерны и шефы украсили фотографиями сияющих беременных женщин, рисунками с изображением зародышей, сосущих палец
– Думаю, у тебя сальпингит. Инфекция матки и труб. Ты знаешь, что это?
Она кивнула.
– Это не очень страшно, но тебе нужно как можно скорее начать лечение антибиотиками… – я указала на мешочек с физраствором, – их введут в капельницу. Только нужно узнать, какой микроб в этом виноват. А для этого… – Я повернулась, открыла ящики, достала зеркало и тампон на палочке и показала ей и то, и другое. – Я должна обследовать шейку матки… Ты знаешь, что это такое?
– Да, в глубине влагалища, – пробормотала она.
– Правильно. Этими тампонами я возьму образец выделений.
– Будет больно?
– Будет неприятно,
Она как будто подумала несколько мгновений и снова покачала головой. И поскольку я ничего не спросила, она машинально сняла трусы и, рыдая, раздвинула ноги, закрыв глаза ладонями.
Я осторожно положила руку на колено Сесиль. Она вздрогнула.
СЕСИЛЬ (Жалобная мелодия)
Я бы хотела быть слепой, чтобы не видеть, что происходит. Я не хочу, чтобы они на меня смотрели. Не хочу видеть их губы, которые произносят: