Женский хор

– Да, – улыбнулся он, – я работаю в этом отделении много лет и все равно время от времени сворачиваю не туда. Это случается со всеми, даже с обожаемой Анжелой, а уж она на этой планете ошибается реже всех.

–  Обожаемой!  – воскликнула Анжела, сидевшая за одним из двух столов. – Если ты так заговорил, значит, хочешь меня о чем-то попросить!

– Вовсе нет! Это у меня спонтанно вырвалось. Я даже забыл, что ты заменяешь Аишу…

– Как у вас дела, Джинн? – спросила Анжела, ласково мне улыбнувшись.

– Неплохо… даже хорошо… – ответила я, осознавая, что вижу ее впервые в жизни.

Ей было явно за шестьдесят, может быть, даже ближе к семидесяти. Невысокого роста, очень худая, волосы выкрашены в черный цвет с красноватым оттенком, легкий макияж без стремления скрыть морщины. Из-под халата виднелась черная блуза, а обнаженные руки украшали широченные браслеты.

– Мне очень жаль, что у меня не было времени вас принять и поговорить с вами с тех пор, как вы здесь, но, как вы уже успели заметить, у нас очень много работы.

– Это мне очень жаль… Я тоже не нашла для этого времени.

– Этот тип вас нечасто отпускает! Не успели вы приехать, как он устроил вам допрос! Это он виноват. Как всегда.

– Да, – сказала я, – мужчины всегда во всем виноваты.

Она широко улыбнулась.

– Когда вы закончите свою феминистическую церемонию, может быть, перейдем к более важным делам? – вмешался Карма с напускным раздражением. – Анжела говорила мне о Катрин.

– Как она? О, черт побери, какой глупейший вопрос, девочка моя, она же одной ногой в могиле…

Анжела встала и подошла к нам.

– Хорошо, насколько это возможно в данных обстоятельствах, – сказала она.

– Думаешь, она… преодолела барьер? – спросил Карма.

– Нет. Думаю, она на его пороге. Она попросила позвонить ее мужу и попросить его прийти сюда вместе с дочерью.

Барьер?

Анжела заметила мой удивленный взгляд:

– Наступает момент, когда умирающие проходят точку невозврата, когда окружающее перестает их интересовать. Это никак не связано с болью или уходом в себя; эту отстраненность можно наблюдать у людей, которые больше не страдают, ни физически, ни морально, но которые вот-вот… угаснут. Иногда перед тем, как переступить через этот символический барьер, они возвращаются, чтобы сказать последнее слово своим близким. – Она посмотрела на часы: – Жак и Мона скоро будут. – Она посмотрела на меня, затем обратилась к Карме: – Хорошо, что вас двое. Вы их увидите…

–  Мммм…

Она улыбнулась. Мы одновременно промычали: «Мммм…»

В кармане Кармы что-то пискнуло. Он достал телефон:

– Слушаю, дорогая.

Он неисправим.

– Хорошо, еду.

Он убрал телефон и поднял указательный палец к потолку:

– Анжела, там, наверху, ЧП. Не могла бы ты нас немного подождать?

– Я могу вас заменить, – сказала я Анжеле, – если вы хотите вернуться к себе.

– Нет, ты не можешь, – сказал Карма. – Ты нужна мне. – Он потянул меня за рукав халата, увлекая за собой. – Это Сесиль. Помнишь ее?

– Сесиль? Да (выглядит на шестнадцать, хотя ей двадцать три, панический страх забеременеть, мое разбухшее запястье, автобус, который остановился будто по волшебству, ее улыбка), помню. Что с ней случилось?

– Она пришла, потому что у нее болит живот, и она, как всегда, боится, что забеременела. Но на этот раз она пришла не одна.

– С парнем?

– Хуже – с мамой.

– Что вы имеете против мам? – спросила я, почти переходя на бег, чтобы поспеть за ним.

– Я? Я ничего не имею против мам. Не знаю, откуда ты это взяла. Я очень люблю мам. Мои лучшие друзья – это мамы. А как дела у твоей мамы?

Я никогда не говорила с ним о моей матери!

– Она по-прежнему на кладбище, спасибо.

– Прости, – смущенно сказал он, резко остановившись посреди коридора. – У меня дурная манера, и я не знал…

–  No problemo. Она умерла при родах, как принято говорить. И я не могу сказать, что мне ее сильно не хватало. Я отлично выросла и без нее.

– Прости меня еще раз… А мать Сесиль… – сказал он, продолжая путь, – я ее видел всего один раз, но она – личность исключительная. У нее два мужика, два брата, которыми она ловко манипулирует, натравливает друг на друга, я не знаю, как…

Зал ожидания акушерской клиники находился в конце коридора, где поставили три стула и низкий столик с обрывками журналов, датируемых, как минимум, XIX веком. Когда мы появились в коридоре, женщина поднялась. Ей было лет пятьдесят, у нее был потрепанный вид, очень грязные волосы, красное лицо, коричневое платье, чулки и дырявые кеды. Слева и справа от нее стояли двое мужчин с фигурами дровосеков, по меньшей мере лет на десять младше ее.

– Где Сесиль? – спросил Карма.

– Здесь, – донесся голос из кабинета УЗИ.

Она лежала на кушетке. Медсестра измеряла ей давление.

Я вошла в кабинет УЗИ. Увидев меня, Сесиль протянула мне руку:

– А… это вы… вы здесь, я так испугалась…