– Я не понимаю…
– Все очень просто: им не нравится, что я тут живу, потому что мое существование напоминает им все то, что вызывает у них отвращение, все, что они ненавидят. – Она взяла меня за руку, широко раскрыла глаза и сказала: – Все,
– Не думаю, что вас пытаются похоронить, эээ…
– Меня зовут Рене… Я тебе говорила в прошлый раз, разве нет?
– Да, Рене… Зачем вам здесь оставаться? Вам найдут другое жилище, если вы пойдете со мной…
– Нет!
Она упала на кровать, натянула на себя дырявый плед, легла лицом к стене и свернулась калачиком, и я услышала ее монотонное протяжное пение:
– Меня зовут Рене, это мое имя… чтобы меня рожали, я не просила. А когда появилась на свет, они стали думать, куда меня деть. Меня зовут Рене, это мое имя… чтобы меня рожали, я не просила. А когда появилась на свет, они стали думать, куда меня деть. Меня зовут Рене, это мое имя… чтобы меня рожали, я не просила. А когда появилась на свет, они стали думать, куда меня деть…
– Нет, нет! Я вас тут не оставлю!
Я наклонилась, взяла ее за плечи и потянула с кровати, она сопротивлялась, еще больше сжалась в комок, тогда я встала на кровать на колени, взяла ее на руки, чтобы приподнять, она была совсем тощая, хилая, должно быть, весила всего ничего, я
Из-под пледа выскочила рука и крепко схватила мое запястье.
– Что ты делаешь, милочка? – резко произнес голос. – Я немного стар для тебя, ты не находишь?
Лицо, которое повернулось ко мне, принадлежало Рене. Тому Рене, которого я увидела здесь в первый раз. Старику с плохо выбритыми щеками и львиным лицом, на котором я еще могла разобрать черты женщины, только что прижимавшейся лицом к стене.
Я не испугалась. И даже не удивилась. Как будто эта трансформация была… логичной. Привычной. В порядке вещей.
– Я хотела вынести вас отсюда. Вы… Она… Рене выглядела такой отчаявшейся.
Я обернулась и указала на нагромождение коробок.
– Да, – сказал он. – Это невыносимо, я знаю. Но это пройдет. Мне просто нужно немного отдохнуть, потом я встану, засучу рукава и наведу тут порядок. – Он улыбнулся, обнажив гнилые зубы. – Знаешь, они не в первый раз наносят мне удар. И, как видишь, я еще здесь. – Он показал, чтобы я отошла. – Ты позволишь?
Я отодвинулась, спустилась с кровати, и отступила к шаткой куче коробок.
Он откинул плед. Его бедра изменились. Руки стали более широкими. Он сел на край кровати, собрал волосы на затылке, закрепил их резинкой, откуда-то достал штаны, натянул их, и, когда застегивал ширинку, мне показалось, что я разглядела вялый мужской член, окруженный седыми вьющимися волосами.
– О-ля-ля, бабам нравится на него любоваться, но они никогда в этом не признаются…
Я улыбнулась, ничего не ответила, я не знала, что сказать, я чувствовала себя безоружной, но все же непобежденной. Он надел больничную рубаху и футболку, на которой были написаны слова
– Тебя там ждут, тебе нужно идти.
– Но все это… – сказала я, указав на коробки.
Он подошел ко мне и осторожно взял меня за руку:
– Я этим займусь, обещаю. Мне не впервой. Уверен, тебе уже доводилось такое пережить. Это как удар по голове, на мгновение он нас оглушает, мы начинаем себя жалеть, но со временем перестаем обращать на это внимание, начинаем заниматься делом, встаем и передвигаем одну коробку, потом другую, – и вскоре уже видим свет…
Он незаметно подвел меня к противопожарной двери, открыл ее за моей спиной и мягко, но уверенно подтолкнул меня в коридор:
– Не думай об этом. Все утрясется. Иди работай.
И закрыл дверь. Оставив меня там, одну, совершенно растерянную.
В тот момент, когда я собиралась повернуться, дверь приоткрылась, и на мгновение, всего на несколько секунд, я увидела улыбающееся лицо Рене.
–
БОЙЦОВСКИЕ НАВЫКИ
– Ты быстро, – сказал Карма, когда я, запыхавшись, вбежала в маленькое отделение.
Я подумала, что он шутит, но нет, он говорил серьезно. Я указала на коридор:
– Но я… я ошиблась и повернула направо…