Женский клуб

Стоит добавить, что так оно и произошло. Все, наконец, успокоились и выдохнули. Больше всех обрадовался этому сам Ромка, хотя и старательно делал вид, что это не так. Он с облегчением занял в новом классе самую обычную среднестатистическую нишу. Уже никто не смотрел на него с вызовом, когда он отвечал, дескать, ну-ну, учительский сынок, давай, покажи нам, как нужно это делать правильно. На него не оборачивались в едином, дружном порыве все без исключения одноклассники, после фразы учителя «Значит, желающих отвечать нет?», с отчётливо сквозившем в каждом взгляде вопросе: «Ах, скажите, пожалуйста, неужели и учительский сынок не знает?» Алькин брат вдыхал полной грудью воздух свободы, с наслаждением человека, выздоравливающего после тяжёлой болезни. У него появилось ощущение, будто он избавился от многотонного, неподъёмного груза, который давил, не позволяя свободно дышать, принуждая затравленно оглядываться и угрожая рано или поздно окончательно раздавить его. Ромка с утроенным энтузиазмом постарался смешаться с новым коллективом и раствориться в нём. Если бы только было можно, он безжалостно уничтожил бы все индивидуально-личностные особенности, выделяющие его среди других учащихся. Идеальный вариант – добиться полной идентификации с остальными… Стать, как все. Алька хорошо понимала брата, хотя с мамой они в школе только иногда пересекались. Но даже в эти редкие моменты Алька чувствовала себя не в своей тарелке, когда мать с ней заговаривала в присутствии ребят из её школы. Если она не успевала скрыться до того, как мать её заметит, Алька при её приближении, кроме неимоверного шума в ушах не слышала больше ничего. Наблюдая, исподлобья, как мать, улыбаясь, говорит обычную в таких случаях чепуху, обращаясь к ней и её одноклассникам, Алька вполне искренне мечтала провалиться сквозь землю, не забывая посылать матери посредством немигающего взгляда на окаменевшем лице мысленные сигналы: «Уйди, прошу тебя, немедленно, прямо сейчас, разворачивайся и быстро уходи, о Боже, мама, пожалуйста!» И хотя у Альки, по крайней мере, внешне, это её недовольство практически никак не проявлялось, мама, видимо что-то всё равно чувствовала. «Вот что происходит в нашей семье, и вот какие у меня ненормальные дети» – жаловалась она Оле по телефону.

Когда мать поняла, что отец не изменит решения, то есть не оставит свою драгоценную лабораторию, она ледяным голосом предрекла ему, что он так и помрёт жалким завлабом (Алька знала, что так сокращённо называется отцовская должность) с грошовой зарплатой.

Отец тогда, почти не разжимая губ, ответил ей, глядя прямо перед собой:

– Ты пойми, если я это сделаю, я перестану уважать себя. И мама, перед тем, как хлопнуть дверью, выкрикнула ему:

– О детях лучше б подумал, чистоплюй несчастный!