Женский клуб

– Могу ли я спросить, – начала миссис Леви, – что именно заставило вас перейти в иудаизм?

Вот так, вопрос прозвучал, и задать его оказалось проще, чем она думала. С небес не посыпались молнии, комнату не огласили изумленные охи и ахи. Даже Бат-Шева не выказала удивления. Напротив, она улыбнулась миссис Леви, довольная возможностью поговорить об этом.

– Меня всегда тянуло в иудаизм, словно Всевышний звал меня, – сказала она.

– Неужели? – бросила миссис Леви. Ее Всевышний никогда не звал, и вообще-то она четко помнила, как они учили, что в наше время Он больше не обращается к людям напрямую.

– Я гуляла по городу в пятницу вечером и проходила мимо синагоги, хотя тогда я еще не знала, что это. Двери были открыты, и я зашла. Никогда не видела ничего подобного. Зал был полон жизни. Люди пели, хлопали, раскачивались взад-вперед. Я тоже стала раскачиваться и петь. Я не знала слов и ничего не понимала, потому что они были на иврите. Но это не имело значения. Может, они всегда таились где-то глубоко во мне, может, были частью моей жизни в других временах и краях.

– Это не похоже ни на одну синагогу, в которых мне доводилось бывать. Вы уверены, что она была ортодоксальной? – спросила Бекки. – Насколько я слышала, в Нью-Йорке все синагоги снаружи одинаковые.

Бекки никогда не бывала в неортодоксальной синагоге, но ее четвероюродный брат принадлежал консервативной ветви иудаизма, что, полагала она, делало ее в некотором роде экспертом в этом вопросе.

Миссис Леви оборвала ее:

– Мы слушаем, Бат-Шева. Что же было дальше?

– Ко мне подошла женщина и протянула руку. Мы стали раскачиваться вместе. Слова закончились, все вновь и вновь пели только саму мелодию. И это уже не звучало как пение отдельных людей. Все голоса слились в один. Когда началась следующая молитва, женщина взяла меня за руку и отвела на место рядом с собой, в первом ряду женской стороны. Она дала мне сидур, и я стала читать на английском. Потом все принялись танцевать, меня тоже подхватили в хоровод женщин. Мне казалось, я делала это всю свою жизнь. И тогда-то я поняла, что нашла то, чего мне всегда не хватало.

– Вам всегда чего-то не хватало? – решила уточнить миссис Леви.

– Перед тем как перейти в иудаизм, я ощущала в жизни огромную дыру, как голод, только гораздо глубже.

– Но почему вы были уверены, что хотите стать еврейкой? – спросила миссис Леви. Она не могла взять в толк, зачем кому-то добровольно взваливать на себя выполнение стольких заповедей. Ей с трудом удавалось все их упомнить, а ведь она в этом с самого рождения.

– Просто показалось правильным. В юности я знала одну еврейскую семью. Их мать по пятницам зажигала свечи, и я заходила к ним посидеть. Она зажигала их для каждого из своих детей и как-то спросила, хочу ли я, чтобы и для меня зажгли одну. Мне нравилось смотреть, как моя свеча горит рядом с другими. Годы спустя, когда я очутилась в той синагоге, все стало на свои места. Я хочу верить, что некая рука всегда вела меня к иудаизму.

Слушая ее рассказ, миссис Леви словно заново вдруг ощутила, что иудаизм и в самом деле хорош. Если такие, как Бат-Шева, стремились стать евреями, в иудаизме определенно что-то есть. Не то чтобы у нее были сомнения (ну или, по крайней мере, она ни разу всерьез в этом не усомнилась), но получить подтверждение со стороны не лишне. Всякий раз, как миссис Леви слышала о людях, оставивших иудаизм, она испытывала укол беспокойства. Может, они знали что-то, о чем не догадывалась она? Были ли они умнее ее? Считали ли теперь ортодоксальных евреев недалекими, отсталыми и суеверными? Но если Бат-Шева выбрала иудаизм по своей воле, можно немного выдохнуть. Миссис Леви искренне улыбнулась ей. Как знать, может, эта новенькая здесь очень даже приживется.

– Давайте вернемся к вашей истории, – сказала миссис Леви, желая дослушать до конца. – Что было дальше?

– Когда служба закончилась, женщина поцеловала меня в щеку и пригласила к ним на субботний ужин. О стольком хотелось ее расспросить, но я решила, что лучше все прочувствовать, а волнующие темы отложить на потом. У нее в гостиной стоял огромный стол. Еще не рассаживались, потому что она никогда не знала, сколько человек придет. Гости были отовсюду. Некоторые, вроде меня, еще ни разу не отмечали шабат, другие делали это каждую неделю. Мне и в голову не пришло сказать, что я не еврейка. Никому не было дела, откуда я. Важно лишь, что я там и счастлива там быть.