В первый день школы Бат-Шева, как и все мы, проснулась рано, собрала Аяле завтрак, и они вышли из дома. Жившие в паре кварталов от школы провожали детей пешком; те, кто подальше, ехали на машинах. Улицы были запружены автомобилями и толпами детей, все они двигались в одном и том же направлении. Со спины дети в форме выглядели почти одинаково. Синие брюки и белые рубашки на мальчиках и джемперы в черно-красную клетку на девочках были выстираны и отутюжены. Эту форму ввели еще в 1970-х, когда президент Женской группы помощи (Белла Шайовиц, наша драгоценная свекровь Хелен) решила, что дети в ней будут чистенькими и опрятными, как ангелочки. В Академии св. Катерины, ниже по улице, девочки носили такие же клетчатые джемперы, и, хотя наши были заметно длиннее, люди вечно их путали.
Академию Торы построили в 1950-х, и многие из нас в ней учились. Сразу после открытия она была великолепна: сияющие полы из линолеума, свежеокрашенные стены из шлакобетона. Но с годами здание обветшало, и низкие потолки со свисающими люминесцентными лампами, когда-то бывшими в моде, стали производить гнетущее впечатление. Каждое лето Женская группа помощи предпринимала попытки хоть как-то оживить обстановку. Мы развешивали постеры, расставляли в каждом классе горшки с растениями, перекрашивали стены в разные цвета. В углах повыше, куда плохо доставали маляры, были видны разноцветные полоски прошлых лет, и мы воображали, что, если взять оттуда срез краски, можно проследить всю нашу историю.
По сравнению с другими эта школа была совсем крошкой. Всего сто пятьдесят учеников, от детского сада до двенадцатого класса. Вполне ожидаемо: в общинах наподобие нашей хорошо если была воскресная школа, что уж говорить о начальной или старшей. Но предыдущее поколение твердо решило создать еврейский оазис посреди пустыни Теннесси. Наши родители и их родители начинали со школы на двадцать детей в доме у Ризов. Она росла на их глазах вместе с их собственными детьми, пока спустя два года не переросла свои стены. Были собраны деньги, куплена земля за синагогой, и в один необычайно солнечный октябрьский день строительство началось.
Закладка первого камня – вот это было событие! Всей общиной мы стали свидетелями того, как вершится история. Даже местная пресса проявила интерес. Газета «The Memphis Commercial Appeal» прислала репортера, и на следующий день на последней странице городских новостей появилась маленькая заметка. И хотя сюжета по телевизору так и не показали, но Эдит Шапиро (тогда еще совсем молодая женщина) заметила припаркованный через дорогу новостной трейлер Пятого канала. Директор и президент школьного совета произносили речи, но никто уже не вспомнит, о чем они говорили. Может, о том, что мы возводим наш собственный крошечный Бейт га-микдаш, место, где пребудет Всевышний, если только мы сами откроем Ему дверь; такого рода вещи всегда говорились на подобных мероприятиях. Но в тот момент это было правдой. Будущее общины было в наших руках, когда мы стояли на земле, где наши дети, внуки и правнуки будут ходить в школу. Если они не откажутся от своей религии, в этом будет заслуга школьного здания.
Когда пришел час закладывать камень, Сью Эллен Голдберг, первый президент Женской группы помощи, взялась за ржавую лопату, украшенную синими и белыми лентами. Поднажав черной лакированной лодочкой на шпильке, она вонзила лопату в грунт и извлекла горку земли. В толпе раздались аплодисменты, и Сью Эллен подняла руки над головой и послала всем воздушный поцелуй. Девять месяцев спустя школа была достроена, и еще до начала занятий в нее переехали все шестьдесят учеников.
В этом году в первый школьный день мы снова ощущали в глубине души радостный трепет. Закрывая глаза, мы вдыхали знакомый затхлый запах классов, только-только проветренных после летних каникул. Мы слышали особый тугой хруст, с которым открываются новехонькие учебники, вспоминали девственную чистоту тетрадок и свежеотточенные карандаши, ощущали дрожь волнения, когда учитель впервые зачитывает наши имена. Многие наши учителя до сих пор преподавали в школе. Миссис Каплан по-прежнему вела детский сад, рабби Блумфилд – второй класс. Те же классы с теми же деревянными стульями и партами, на которых вырезаны инициалы наших однокашников. Глядя, как наши дети заходят в эти классы, мы чувствовали себя и юными, и старыми одновременно.
Мы подоспели как раз к тому моменту, когда Бат-Шева входила в школу. Она подвела Аялу к двери класса детского сада и поцеловала в щеку. Аяла уже не была той застенчивой девочкой, что приехала несколько месяцев назад. Она вошла в комнату без криков и плача. Бат-Шева смотрела ей вслед, а потом двинулась по коридору в свой собственный класс. Прежде он служил то учительской, то классом для аудиовизуальных занятий, то кладовкой, то научной лабораторией. В дальних углах и в шкафах были свалены старая кофемашина, пара немытых чашек, сломанный слайдовый проектор, треснутые колбы, стопка запасной школьной формы и рулоны туалетной бумаги.