Женский клуб

Но Бат-Шеву все это ничуть не смущало. Предыдущие несколько дней она провела, оттирая школьную доску, моя шкафы и отскребая парты. Они с Аялой вырезали из журналов картинки, развесили постеры с репродукциями на задней стене класса, а парты покрыли плотной бумагой. А когда Аяле надо было передохнуть, она носилась по пустым коридорам и знакомилась со своей новой школой.

О том, что ей предстоит преподавать рисование, Бат-Шева узнала за неделю до начала занятий. Мими, как и обещала, позвонила директору вечером субботы, через несколько минут после окончания шабата. Даже несмотря на то что сама Мими продвигала эту идею, все шло непросто. Рабби Фишман был не против, но оставался вопрос денег: расходные материалы и зарплата – серьезные затраты. Опасаясь, что идея будет погребена под ворохом других дел, которые необходимо разгрести до начала учебного года, Мими позвонила Рене Рейнхард, которая недавно вступила в должность президента Женской группы помощи.

– Я знаю, что Группа иногда спонсирует школьные программы, – начала Мими, – и мне кажется, нет ничего перспективнее художественной программы.

Хотя Рена была благодарна Бат-Шеве за то, что та выслушала ее признания про непростую ситуацию с мужем, слова Мими застали ее врасплох. Ей впервые сообщили об этой идее.

– Не знаю, не уверена. У нас никогда не было художественной программы, и мы вроде неплохо справлялись.

Но Мими не сдавалась. Она привела свои аргументы: детям важно быть креативными, им будет полезно отвлечься от такого количества основных предметов. В лучших частных школах города обязательно есть уроки рисования, а они и так уже довольно наших детей переманили.

– И к тому же мы совершим мицву, помогая Бат-Шеве. Она совсем одна, ей нужна наша поддержка, – добавила Мими.

Рена вспомнила, как добра была к ней Бат-Шева, когда она, не сдержавшись, расплакалась. И вот у нее появилась возможность отблагодарить, протянуть руку помощи тому, кто действительно в ней нуждался. Если Рена в конце концов разведется и переедет в другую общину, она бы хотела, чтобы кто-нибудь сделал то же самое для нее. Прежде чем распрощаться, Рена пообещала поднять вопрос на заседании исполнительного совета Женской группы помощи через два дня.

Раз идея исходила от Мими, никто не желал высказываться против. Мы безоговорочно доверяли ее мнению: никто не знал общину лучше нее, и, если уж Мими считала, что план хорош, к чему спорить? Нам начала нравиться Бат-Шева. Мы постепенно привыкали к ее странностям, стали думать, что со временем она все же вольется в здешнюю жизнь. При таком благодушном настрое план был одобрен единогласно, да так легко, будто мы решали устроить завтрак или домашнюю вечеринку. Более того, поддержка была столь внушительной, что Группа назначила Бат-Шеву преподавать еще и в начальной школе.

Первый урок Бат-Шевы был у старшеклассниц. Если насчет мальчиков и начальной школы мы были относительно спокойны, то с девочками надеялись лишь, что они хотя бы продержатся еще один год. Число учениц все время колебалось. Их бывало то двадцать, то меньше, иногда доходило до опасных пятнадцати, а вот в бо́льшую сторону – никогда. Каждый год перед началом занятий непременно случалось что-нибудь, от чего мы впадали в панику. Два года назад Шейнберги подумывали отправить Нехаму в Академию Бейс Ривки в Монси, в штате Нью-Йорк, и если бы это произошло, за ней бы поехала и Ариэлла Сассберг, а уж если бы мы потеряли их обеих, Леа Вайсберг тоже наверняка не осталась бы. И тогда в десятом классе были бы только две девочки. В конце концов, слава Всевышнему, этого не случилось, но зато мы поняли, как ненадежно положение нашей школы.

Даже когда в классе удавалось собрать достаточно девочек (пять считалось весьма приличным, десять – просто чудом), все было непросто. В этом году был сложный двенадцатый класс. Проблемы начались еще в восьмом, и не где-нибудь, а на молодежном шабатоне. Раз в году ученики с пятого по восьмой классы проводят шабат в школе, ночуют в классах, вместе едят и молятся. Разумеется, мальчики и девочки спят отдельно; раввины составили расписание для патрулирования коридоров. Но девочки все же проскользнули мимо рабби Горовица, и, хотя он клялся, что не спал на посту, всем известно, что он не слишком-то ответственный. Они пробрались в крыло, где спали мальчики. Кто знает, что там было на самом деле, может, они просто болтали, как позднее уверяли девочки, но доходили сведения об играх в «правду или желание», в «бутылочку» и бог знает что еще.

Мы никак такого не ожидали и долго еще потом продолжали обсуждать. Следует ли детей наказать? И если да, то кого? В результате директор вызвал к себе в кабинет зачинщиц (не будем называть, хотя всем известно, что среди них были Шира Фельдман и Илана Зальцман) и прочел им нотацию о том, что значит быть хорошей еврейской девушкой, о послушании, и уважении, и скромности, и святости. Мы надеялись, что никогда больше не услышим о подобном поведении.