Женский клуб

За двадцать минут до конца урока Бат-Шева сказала, чтобы девочки вернулись в класс и закончили свои автопортреты. На этот раз они ее послушались. И хотя по-прежнему не очень понимали, что же нарисовать, задание уже казалось им интересным. Они спрашивали ее совета, делали кое-какие наброски и в конце концов сообщили, что хотят продолжить работу над рисунком на следующем уроке.

Вечером того же дня Рена Рейнхард позвонила Бат-Шеве по рабочему делу.

– Хочу узнать, как все прошло, – заявила она своим самым официальным тоном.

– Мне кажется, хорошо. Но девочки явно взвинчены и недовольны.

– Неужели? – Рена знала, что имелись кое-какие проблемы с настроем учениц, но никто не считал, что их надо принимать всерьез.

– Поверьте мне, я знаю, что это за недовольство. Я его каждый день наблюдала в зеркале – это чувство, что в тебе столько всего происходит и никто на свете этого не знает. Но я знаю, что могу им помочь. Им нужен кто-то, кому они могут довериться. В них столько всего бушует сейчас, и, скорее всего, им совершенно не с кем об этом поговорить.

– Думаете, рисование это исправит? – спросила Рена.

– Думаю, это именно то, что нужно, – ответила Бат-Шева и рассказала Рене, что девочкам нужно чем-то увлечься, нужна какая-то замена нормальной подростковой жизни, которой они лишены.

– Я хочу помочь им увидеть, как ценно учиться в такой маленькой школе, где все их знают и переживают за них. И хочу придумать, как сделать процесс обучения более продуктивным, чтобы они не зацикливались на вещах, которые им недоступны.

В словах Бат-Шевы звучала такая уверенность в своих силах, что Рена заразилась ее энтузиазмом. Готовя положительный отчет для первого собрания Женской группы помощи, она мысленно согласилась с Бат-Шевой. Может, это и правда именно то, что нужно.

Бат-Шева искала общий язык не только с нашими детьми. Мы и сами получили приглашение. Однажды утром, открыв двери, мы обнаружили на пороге свернутые в свиток записки с нашими именами, которые были выведены каллиграфическим почерком на обороте бежевой почтовой бумаги. Аккуратно, чтобы не смазать чернила, мы развернули письма и увидели, что приглашены на празднование рош ходеш по случаю новолуния. Только для женщин. И мелкая витиеватая подпись Бат-Шевы внизу.

Мы не знали, идти или нет. С одной стороны, это походило на какое-то феминистическое новшество, от которых мы здесь, слава богу, были избавлены. До нас доносилось, что творится в Нью-Йорке – женский миньян и все такое; даже в ортодоксальных общинах женщины пытались делать всё больше, читали отрывки из свитка Торы и невесть что еще. Празднования рош ходеш тоже появились совсем недавно, и устроители называли их особым женским праздником, временем прославлять роль женщины. Но для нас все праздники были женскими: уж кто-кто, а мы немало для них трудились.

– Как ты думаешь, допустимо ли вообще присутствовать на таком? – спросила Ципора Ньюбергер своего мужа Шмуэля.

– Не знаю. Не самая хорошая идея, – ответил он. – И я бы уж точно ничего у нее не ел, если ты все же пойдешь.

Ципора согласилась. Они со Шмуэлем мало кому доверяли по части соблюдения кашрута, и Бат-Шева в этот исключительно короткий список точно не входила.

– Бат-Шева сказала мне, что хочет делать это каждый месяц, – поделилась Наоми Айзенберг со своим мужем. – Она ходила в подобную группу в Нью-Йорке и надеется, что здесь тоже получится это устроить.

– Ну и молодец. Хорошо, что кто-то делает что-то новое, – ответил он. Он был родом из Детройта и так до конца и не привык к жизни в Мемфисе. Город слишком маленький, жаловался он, просто задыхаешься. Ему нравилось, когда что-то незначительное раздувалось до невероятных масштабов, и можно было, посиживая в сторонке, наблюдать за всеми перипетиями и дивиться, как же долго он умудрился продержаться в этих краях.

Леанна Цукерман стала регулярно позванивать Бат-Шеве, и они подружились.

– Мне кажется, это интересно. По крайней мере, что-то новенькое.

Когда она заволновалась, получится ли найти няню на вечер, Брюс сказал, что отменит свой рокетбол и посидит с детьми, и Леанну захлестнуло горячей волной любви к нему.

– Слишком уж это оригинально, на мой вкус, – заявила миссис Леви.

С Бат-Шевы станется – еще заставит их скакать на заднем дворе, устроив какую-нибудь церемонию навроде идолопоклонства; между прочим, доводилось слышать о таких вещах.

– Не знаю, – сказала Хелен Шайовиц. – Может, немного разнообразия нам и не помешает. Вдруг будет мило.

– Вот что, Хелен, – предостерегла миссис Леви. – Я, конечно, не раввин, но, думаю, не следует отступать от традиций только потому, что может выйти мило.