Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. 1860-1930

В первые дни февральской революции 1917 г. генерал Нокс сказал дочери британского посла в Петрограде, что «неприятности» начались тогда, когда стоявшая в очереди за хлебом женщина бросила камень в витрину булочной. На самом же деле подобные инциденты часто случались в России и в течение двух предшествующих лет. Так называемые «хлебные погромы» начались в начале весны 1915 г. Когда 6 апреля 1915 г. в Петрограде на один день была приостановлена продажа мяса, женщины разгромили и разграбили крупный мясной рынок; то же самое, только уже из-за приостановки торговли хлебом, повторилось и два дня спустя в Москве. Во время беспорядков тяжело пострадал от булыжников комендант города. Летом все повторилось вновь, на этот раз на беспокойном Хитровском рынке. Похожие события имели место и в следующем году. Количество забастовок, в которых принимали участие женщины, было настолько велико, что нам не представляется возможным описать их. В июне 1915 г. в Иваново-Вознесенске началась «мучная забастовка», через месяц она переросла в политическую демонстрацию с требованием прекратить войну и освободить заключенных рабочих. Было убито тридцать человек. Одновременно начавшаяся забастовка в Костроме была подавлена вооруженным путем, за ней последовали массовые похороны и еще одна забастовка, в которой работницы обратились к солдатам за защитой[593].

Беспорядки, прошедшие в Петрограде в Женский день 23 февраля 1917 г., сочетали в себе все три элемента: «хлебные погромы», экономические и политические требования и широкое участие женщин. Но, кроме того, это был первый день русской революции.

2. Феминистки versus большевики

Согласно большинству оценок революционного года, женщины в качестве действующих сил истории появляются всего лишь дважды: 23 февраля, в Международный женский день, когда женщины-работницы и жены солдат заполнили улицы Петрограда, и в финальном акте, когда в октябре так называемый Женский батальон принимал участие в защите Зимнего дворца и Временного правительства. Этот краткий временной промежуток определил судьбу страны, и нет нужды пытаться преувеличивать ту роль, которую играли женщины в это решающее и беспокойное для новой России время. За некоторым исключением, боровшиеся за власть политические силы в большинстве своем состояли из мужчин и ими же возглавлялись: правительство, партии, советы, армия, крестьянские общины, национальные организации, кооперативы, промышленные предприятия и профсоюзы. Однако это обстоятельство не должно преуменьшать тот факт, что оба события, в которые были вовлечены женщины, органично связаны друг с другом и с женским освободительным движением в целом. Неудивительно, что данная связь не получила должного освещения в литературе, посвященной революции: в условиях глобального, потрясшего весь мир переворота многие социальные проблемы стали казаться второстепенными. Чисто политические оценки революции, как этого и следовало ожидать, после событий 23 февраля обусловили исчезновение женщин из поля зрения историков, к тому же тема создания и политического значения женских военных формирований игнорировалось. Но сейчас стоит обратиться к этим проблемам, проанализировав их в контексте конфликта между большевиками и феминистками. Этот конфликт носил эпизодический и случайный характер, и вряд ли тогда существовали прямые контакты между феминистками и их врагами-социалистками, как это было в предреволюционные годы. Тем не менее эти восемь революционных месяцев как никогда ясно показывают фундаментальные различия между ними.

Первый эпизод революции начался с беспорядков в столице 23 февраля 1917 г., в день, который, начиная с 1913 г., периодически отмечался в России как Международный женский день. Вскоре после этого Питирим Сорокин записал в своем дневнике: «Если будущие историки захотят узнать, кто начал русскую революцию, то им не следует создавать запутанной теории. Революцию начали голодные женщины и дети, требовавшие хлеба. Они начали с крушения трамвайных вагонов и погрома мелких магазинчиков. И только позже, вместе с рабочими и политиками, они стали стремиться к тому, чтобы разрушить мощное здание русского самодержавия»[594]. Для опровержения простых истин, содержавшихся в этом свидетельстве, было написано несколько впечатляющих исследований. И все же по существу эта мысль верна. Нам никогда не удастся измерить глубину желания работниц и масс в целом «разрушить» самодержавие, но все-таки они его разрушили. Очевидная безнаказанность массовых гражданских беспорядков продемонстрировала категорическую неспособность правительства обеспечить порядок в самом центре сосредоточения своей власти.