Женское освободительное движение в России. Феминизм, нигилизм и большевизм. 1860-1930

Как это обычно и бывает в традиционных обществах, образование в России начала XIX в. было статусно-ориентированным. Для женщин это означало, в соответствии с взглядами, глубоко укоренившимися в европейской культуре, получение образования «подходящего» для их будущих социальных ролей и общественного положения. Свое классическое обоснование данная точка зрения получила в XVII в. в трудах Фенелона, считавшего, что пол как категория должен быть решающим фактором того, какое образование получает человек и что девочек необходимо готовить к роли благопристойной жены, матери и домашней хозяйки. Очевидным следствием этого было, во-первых, то, что лишь незначительная часть женщин была образованной; и, во-вторых, это образование служило только для «профессиональной» подготовки матерей, жен и домохозяек привилегированного класса. Данная идея, сформулированная для сословного общества, оказалась одним из наиболее устойчивых принципов социального консерватизма.

Вплоть до 1870-х гг. в Российской империи не существовало ни высшего, ни профессионального образования для женщин. До конца 1850-х гг. не было даже среднего образования для девочек всех сословий. В период между 1764 и 1858 гг. существовало очень немного учебных заведений, дающих среднее образование, — так называемых институтов, обучение в них было доступно лишь девочкам-дворянкам и немногим мещанкам. Домашнее обучение, которому отдавали предпочтение большинство дворянских семей, было более дорогим. Из институтов наиболее элитными были те, которые поддерживались царской фамилией. Их появление относится к 1764 г., когда Екатерина II основала Воспитательное общество благородных девиц, которое находилось в селе Смольном, примыкавшем в то время к окраине столицы. Созданное при этом Обществе учебное заведение было известно как Смольный монастырь или Смольный институт — по иронии судьбы ставший в 1917 г. штаб-квартирой большевиков, а впоследствии — местонахождением Ленинградского обкома партии. Около 20 подобных институтов возникли во всех губернских городах Российской империи. В XIX в. эти «приюты» для русских аристократок находились не в ведении Министерства просвещения, а являлись частью императорского благотворительного комплекса подразделения Императорской канцелярии — Ведомство учреждений императрицы Марии Федоровны.

Доступ к обучению в этих институтах имели дочери высших военных и гражданских чинов, а одним из основных критериев отбора являлось наличие у их семей заслуг перед Отечеством. Во всех институтах предпочтение отдавалось той девушке, чей отец погиб на поле боя, и, конечно же, при условии, что погибший герой был знатного происхождения и занимал высокое положение в обществе. Однако достаточно часто право на обучение приобреталось благодаря влиянию и связям семьи: практика весьма характерная для России того времени. Купцы и непотомственные дворяне также могли отдать своих дочерей в желаемый институт, однако они должны были заплатить за эту привилегию. Прием был ограниченным и избирательным. В течение первого века своего существования Смольный, самый знаменитый среди институтов, ежегодно выпускал около 70 девушек. Кроме того, существовали частные женские пансионы, созданные по образцу французского pension или pensionnat[2]. Большинство подобных пансионов, стремившихся конкурировать с престижными государственными институтами, были собственностью женщин-иностранок и возглавлялись ими[3].

Образование, предоставляемое в обоих видах учебных заведений, было оторванным от жизни. Гоголь, хорошо знавший это, был вполне серьезен, когда писал в «Мертвых душах»: «Хорошее воспитание, как известно, получается в пансионах. А в пансионах, как известно, три главные предмета составляют основу человеческих добродетелей: французский язык, необходимый для счастия семейственной жизни; фортепьяно, для доставления приятных минут супругу, и, наконец, собственно хозяйственная часть: вязание кошельков и других сюрпризов». Двадцать лет спустя одна из выпускниц института жаловалась на то, что со времен Гоголя не произошло никаких ощутимых изменений. Похожие больше на монастыри, чем на учебные заведения, институты и пансионы практически не давали возможности своим подопечным контактировать с внешним миром, кроме как под строжайшим надзором. Они представляли собой «закрытые институты», которые «старались сделать из своих учениц настоящих „дам“, незнакомых с жизненными реалиями и серьезным научным знанием». Именно их исчезновение и оплакивал старый адвокат Давыдов в 1906 году в работе «Женщина перед уголовным судом»[4].