Женского рода

Семинар задерживался, и старшекурсники, рассевши­еся по деревянным скамьям как галдящие птицы на про­водах, занимались своими делами. Рита со своей темной стрижкой в духе Серебряною века была не заметна среди высоко поднятых кудрей и искусно уложенных надо лба­ми кокетливых валиков. Весна была теплой, после заня­тий намечался праздничный вечер в честь юбилея инсти­тута, а потому Рита сидела среди муаровых юбок, шифо­новых блузок и крепдешиновых платьев; она была в тем­ных клетчатых брюках, которые высоко задирались, ког­да она в очередной раз закидывала ногу на ногу и мотала в разные стороны старомодным тупоносым ботинком. Де­вушка, сидящая рядом, толкнула Риту в плечо:

— Марго, знаешь, что у нас новенькая по русской ли­тературе?

— С чего ты взяла?

Рите было безразлично, кто преподает им русскую ли­тературу, ей было двадцать пять, и она давно видела себя запределами института. И у нее уже были свои пристрас­тия, изменить которые не мог ни один преподаватель: еще в дни работы на заводе Рите полюбились несколько сти­хотворений, и всю русскую литературу для нее олицетво­ряла Марина Цветаева, а где-то в ее тени были Зинаида Гиппиус и Софья Парнок.

Наконец дверь распахнулась и гул стих: в аудиторию вошли декан и молодая женщина, которой едва ли было больше тридцати. Седой декан вежливо указал молодой коллеге на кафедру и по-домашнему тихо произнес:

— Господа студенты, прошу любить и жаловать! — Де­кан улыбнулся лекторше, уже раскладывающей на кафед­ре свои записи. — Зоя Андреевна будет преподавать вам русскую литературу!

Когда декан вышел, а обсуждающий шепот смолк, Зоя Андреевна наконец решилась оторвать глаза от бумаг и взглянуть на своих учеников — в глазах от волнения рас­плывались лица… Но вот одно, напряженное, вдруг обре­ло четкие очертания и заставило Зою покраснеть: девуш­ка с дерзкой стрижкой «паж» смотрела на нее огромными темными глазами так пристально, будто, кроме них дво­их, никого вокруг не было.

«Свободно шея поднята, как молодой побег. Кто ска­жет имя, кто — лета, кто — край ее, кто — век? Извилина неярких губ капризна и слаба, но ослепителен уступ бетховенского лба…»

«Вот и ты, во плоти; тебя зовут Зоя», — думала Рита, прикасаясь взглядом к светлому завитку, упавшему на шею, к удивленно раскинутым над усталыми, должно быть недоспавшими, глазами бровям, к прямому носу и нежно­му овалу…

И в это, и во все последующие занятия по русской ли­тературе Рита заставляла себя понимать слова, которые произносит Зоя, а не только смотреть, как улыбка с забав­ными дужками в уголках превращается в беспорядочное движение губ, выпускающих бархатный голос вместе с какими-то смыслами…

— Рита, вы снова не слушаете? Мы же говорим о том Баратынском, который не вошел в хрестоматии, о неизвестном, неоткрытом. Неужели вам совсем не интересно?! — В голосе Зои Андреевны звучала досада.

— Не интересно! — Рита отвечала с вызовом, боясь случайно дрогнувшим голосом выдать свое чувство. — Я не люблю Баратынского, я люблю Цветаеву, особенно цикл «Подруга», где она пишет о своей любви к Софье Парнок!

Зоя Андреевна неловко усмехнулась. и отвела глаза, ста­раясь больше не смотреть на Риту. После этого Рита не появлялась в институте несколько дней. Потом пришла к концу учебного дня. и, войдя в аудиторию в середине се­минара, уселась на самом верху, старательно вырывая по линейке кусочек страницы из зеленой книги. После заня тия она так же молча ушла, оставив оторванную бумажку на кафедре, Зоя перечитывала снова и снова:

Ты проходишь своей дорогою,

И руки твоей я не трогаю,

И тоска во мне — слишком вечная,

Чтоб была ты мне — первой встречною.

Сердце сразу сказало: «Милая!»

Все тебе наугад простила я,

Ничего не знав, — даже имени! —

О, люби меня, о, люби меня!

Зоя вышла из института и вместо привычной дороги налево почему-то пошла к скамейкам, обозначившим то­полиную аллею. Рита вышла ей навстречу. и они прогово­рили дотемна.

С тех пор после занятий Рита бродила по скверу на­против института и поглядывала на вход, и, когда оттуда, постукивая каблучками и шурша легким плащом, выхо­дила Зоя, Рита закидывала сумку на плечо и быстрыми шагами догоняла учительницу, похожую на девушку Бот­тичелли. Поначалу Зоя смущалась, но, если, случалось, она не видела Риту в аудитории и не находила в сквере, ей было по себе… Зоя перестала отводить глаза, когда находила на кафедре букетики первоцветов, и перестала скрывать свою радость, встречая Ритину улыбку.

Однажды они бродили по набережной и проголода­лись.

— Зоя, можно, я угощу вас в кафе? — Рита проситель­но заглянула в глаза своей спутнице.

Зоя остановилась:

— Рита, если ты не против, давай на «ты», хорошо?

Рита бросила сумку на мостовую и, подхватив Зою, на­чала ее кружить, потом осторожно поставила на землю, и они встретились глазами: у обеих где-то на дне каре-зеле­ной бездны играли ласковые задорные лучики.

— Ты должна понять, Алиса, это была просто страст­ная привязанность, я не буду употреблять по отношению к однополым существам слово «любовь», — оговорилась на всякий случай Анна Михайловна,

Алиса усмехнулась: