Женского рода

И обе смеялись и пили чай с вареньем, а после Зоя по-хозяйски заглядывала в Ритин шкаф и, несмотря на ее протесты, садилась штопать вещи и просила Марго сыг­рать на гитаре; потом они зажигали свечи и рассказывали друг другу истории…

Своему другу детства — Анечке Зоя рассказывала про них с Ритой мало; давние подруги стали созванивать­ся редко, и Ане казалось, что Зои вообще не бывает дома.

Познакомились Аня и Марго в театре на одном мод­ном спектакле, куда доставал билеты Анин муж — буду­щий дедушка Алисы. Аня строго оглядела коротко стри­женную девушку в брючном костюме, бережно подталки­вающую за талию замешкавшуюся в проходе Зою. Та, за­метив подружку, потянула Риту за рукав.

— Вот и Аня, про которую я тебе столько рассказы­вала.

Аня выступила им навстречу.

— Анечка!.. Знакомься, это моя Рита, Марго!— Зоя сияла.

Марго протянула Ане руку и, слабо улыбнувшись, при­стально заглянула ей в глаза.

Потом в телефонном разговоре Аня спросила:

— Зойка, зачем тебе это нужно?

После паузы Зоя строго ответила;

— Анечка, я к тебе очень хорошо отношусь, наша друж­ба выдержала очень тяжелые годы, но, если ты позволишь себе пренебрежительно отзываться о Марго и наших с ней отношениях, мы с тобой не сможем общаться!

Анна Михайловна запомнила эти слова и впредь не высказывала своего мнения; они вместе ходили в гости и даже ездили в дом отдыха: Аня — с мужем, Зоя — с Мар­го; первым хватало такта не выражать осуждения даже взглядами, вторым хватало чувства, чтобы идти за руку с поднятой головой.

Всорок шесть Зоя серьезно заболела. И это была их с Марго первая из двух долгая разлука.

Она лежала в больнице, с трудом открывая глаза, а ее уже вернувшиеся из армии сыновья дежурили в коридоре больницы, чтобы не пускать к ней Марго. Ее, негодую­щую, они силой выводили на улицу, подталкивая в спину. Она никогда не сопротивлялась в самом отделении, но стоило им оказаться в фойе первого этажа, как Марго от­талкивала от себя свой конвой и в самых нецензурных выражениях требовала не препятствовать… Они были мо­ложе, они были сильнее, они были мужчинами, и они вы­водили ее, больно ухватив за предплечье.

— Оставь мать в покое, проклятая извращенка!.. Отец из-за тебя пить начал!

Однажды, вылетев за дверь, Рита упала на ступеньках; один из сыновей испуганно остановился в дверях и впер­вые обратился к этой женщине с седеющими висками по имени:

— Простите, Маргарита, я не хотел.

Руки ей он не подал. Марго поднялась и, вытирая ру­кавом разбитый подбородок, грустно посмотрела на него.

— Ты же Зонн сын, ты не можешь быть таким жесто­ким.

Марго развернулась и ушла. На следующий день, пе­ред операцией, Зоя шепотом спросила у сыновей:

— Маргарита НС приходит, она здорова?

Они пожали плечами;

— Даже не звонила.

Зоя закрыла глаза, и из-под ресниц выступили слезы: она знала, что это расплата — за их детство, в котором ее не хватало, за осуждение окружающих, которое травмировало и детей. Зоя знала, что Рита не могла не прийти, разве только с ней самой что-то случилось… Ислезы еще сильнее полились по ее щекам.

— Ладно тебе, мам, еще убиваться из-за того, что твоей любимой подружке на тебя больную наплевать! — сказал младший, сжав челюсти.

— Глупый мальчик, прости меня…

Зою оперировали много часов; в тот день, как и в долгие последующие, когда Зоя не приходила в сознание, Рита больше не рвалась в больницу. В длинном габардиновом плаще поверх брюк она впервые в жизни пришла в церковь… Старушки оглядывались на странную женщиу, которая уже несколько дней входила в храм, накинув на лоб просторный капюшон, и, не оборачиваясь, подходила со свечой к иконе Богородицы. Только там она поднимала глаза и часами стояла, глядя из-под темной челки поверх горящих свечей. Челка белела с каждым днем.

Потом к Зое вернулось сознание, и вскоре ее перевезли домой. Она сразу же потянулась к телефону и, неожидан­но властным движением остановив родственников, набра­ла номер Марго.

— Я вернулась, Ритонька!

— Я знаю — звонила в больницу. Ты как?

Рита никогда не выражала эмоций голосом, если толь­ко не ругалась, и, услышав такое спокойное приветствие подруги, Зоя успокоилась; все хорошо, ее Рита не измени­лась, ничего страшного не было, эта болезнь забудется, как страшный сон.

Когда Марго приехала к Зое, свекровь, посмотрев в глазок, встала перед входной дверью.

— Кто там, мама?

— Никто.

Зоя Андреевна медленно встала из кресла, набросила пальто на домашнее платье, бережно отодвинула возмущенную старуху и вышла к Рите.

— Тьфу! — только и выдавила свекровь и захлопнув дверь.

…Они стояли друг против друга: исхудавшая, осунув­шаяся, сильно постаревшая Зоя и седая как лунь Марго.

— Девочка моя! — тихо сказала Рита и, сделав шаг к Зое, нежно прижала ее к себе.

С того дня Зоя жила у Марго. Много лет. Она прихо­дила на свадьбу к сыновьям, часто бывала в новой семье мужа, где жил ее первый внук, навещала старенькую свек­ровь. Потом ее младший сын остался с двумя маленькими детьми на руках, и Зое пришлось переехать к ним.