Жены и дочери

А Молли, когда экипаж тронулся, все повторяла про себя: «Вот мы и снова друзья. Думаю, он скоро забудет слова нашего доброго сквайра – и как тому такое взбрело в голову! Как приятно вернуться к прежним отношениям! И какой восхитительный букет!»

Глава 60 Признание Роджера Хэмли

Роджер провожал экипаж глазами, пока тот не скрылся из виду, а после ему было о чем подумать. Накануне ему еще казалось, что Молли усматривает в многочисленных симптомах его все крепнущей любви – симптомах, которые ему самому казались столь очевидными, – проявление постыдного непостоянства в отношении непостоянной Синтии; что, по ее мнению, привязанность, которую так легко переносят с одной на другую, немногого стоит; что именно это она и пыталась подчеркнуть с помощью своего изменившегося отношения, дабы искоренить эту привязанность в зародыше. Но нынче утром она говорила с ним совершенно как прежде, ласково и откровенно, – по крайней мере так прошел их последний разговор. Он все ломал голову, что могло ее так сильно расстроить за завтраком. Дошел даже до того, что выспросил у Робинсона, не получала ли мисс Гибсон нынче каких писем, а получив ответ, что получала, попытался убедить себя, что причиной ее расстройства было именно это письмо. Пока дела вроде бы налаживались. После невысказанных взаимных обид им удалось восстановить прежнюю дружбу, однако Роджеру этого было недостаточно. С каждым днем он все отчетливее понимал, что только она, она единственная, может составить его счастье. Он давно почувствовал это, но не питал почти никаких надежд, а тут еще и отец стал принуждать его поступить именно так, как в душе ему очень хотелось поступить. «Мне не надо „стараться“ полюбить ее, – сказал он себе, – я ее уже люблю». При этом он понимал, какие чувства у нее могли возникнуть. Достойна ли ее та любовь, которая ранее была подарена Синтии? Не воспримет ли она ее как пародию на прошлую? Он вновь собирается надолго покинуть Англию, что будет, если он сейчас последует за нею в ее дом – если все произойдет в той же гостиной, где он делал предложение Синтии? А потом огромным усилием воли он определился со своими дальнейшими действиями. Теперь они друзья (он поцеловал розу, ставшую залогом их дружбы). Он едет в Африку, где на каждом шагу подстерегают смертельные опасности; теперь, уже побывав там, он сознавал это отчетливее, чем раньше. До возвращения он не станет делать попыток завоевать еще хоть толику ее любви. А потом, после благополучного возвращения, никакие колебания и сомнения касательно того, что и как она ему ответит, не помешают ему сделать все мыслимое, чтобы добиться расположения женщины, которая в его глазах стоит выше всех прочих. Он не обладал мелочным тщеславием, которое заставляет думать скорее о том, как унизителен отказ, чем о том, какое сокровище можно обрести в случае согласия. Так или иначе, если Господь судит ему вернуться невредимым, он подвергнет свою судьбу этому испытанию. А до тех пор остается лишь хранить терпение. Он уже не мальчик, безоглядно бросающийся к желанной цели; он мужчина, способный судить и рассуждать трезво.

Как только Молли удалось отыскать отца, она тут же отослала его в Холл, после чего вернулась к прежней жизни, все в ту же гостиную, где каждую секунду ощущала, как не хватает ей жизнерадостной Синтии. Миссис Гибсон была в ворчливом настроении и сосредоточила свое неудовольствие на том, что письмо Синтии было адресовано не ей, а Молли:

– Учитывая, сколько сил я потратила на ее приданое, она могла бы написать и мне.

– Но ведь она написала, мама, первое ее письмо было к вам, – сказала Молли, хотя мыслями все еще пребывала в Холле, рядом с больным ребенком, рядом с Роджером, с подаренным ему цветком.

– Да, но только самое первое, всего на три страницы, с рассказом о том, как они пересекли Ла-Манш, а тебе-то она написала про Париж, и какие там теперь носят капоры, и разные другие любопытные вещи. Впрочем, несчастным матерям нечего и надеяться на доверительные письма, я это давно поняла.

– Можете прочитать ее письмо ко мне, мама, – предложила Молли. – Там, право же, нет ничего особенного.

– Подумать только, тебе-то она написала, да еще и накрест[102], и это притом, что ты совершенно этого не ценишь, тогда как мое несчастное сердце так тоскует по моей утраченной дочери! Да уж, жизнь порой бывает невыносимо тяжела.

Повисло молчание, но ненадолго.

– Ну, расскажи же мне о своем визите, Молли. Роджер что, сильно страдает? Он часто говорит о Синтии?

– Нет. Он очень редко ее упоминает, собственно, почти никогда.

– Я всегда подозревала, что он не очень-то ее любит. Если бы любил, не отпустил бы столь охотно.

– Мне кажется, ему не оставили особого выбора. Ведь когда он явился к ней после возвращения, она уже была помолвлена с мистером Хендерсеном – он приехал в тот самый день, – напомнила Молли чуть с большей горячностью, чем следовало бы.