Жены и дочери

– На мой вкус, она даже и собой-то не больно хороша, – гнул свое сквайр – он боялся в очередной раз услышать весь набор аргументов, с помощью которых Роджер пытался убедить его относиться к Эме как должно, с любовью и почтением. – Вот твоя мисс Синтия – та была красотка, этого у нее не отнимешь! Нет, подумать только, оба моих сына наплевали на отцовские пожелания и выбрали себе девиц ниже себя положением – и ни один из вас даже и не взглянул на мою малышку Молли! Признаюсь, в былые времена я бы, может, и разгневался на вас за такой выбор, но эта девочка сумела отыскать дорожку к моему сердцу в отличие от этой француженки и той, другой.

Роджер не ответил.

– Не понимаю, почему ты не хочешь присмотреться к ней. Я-то теперь стал куда терпимее, да и ты не наследник в отличие от Осборна – а тот взял и женился на служанке! Как думаешь, не стоит ли тебе обратить свои мысли к Молли Гибсон, Роджер?

– Нет! – отрывисто ответил Роджер. – Поздно, слишком поздно. Прошу, не будем больше говорить о моей женитьбе. Это и есть то самое поле?

Вскоре он уже обсуждал с отцом, на что лучше употребить участок – на луг, поле или пастбище, причем столь увлеченно, будто знать не знал никакой Молли и не любил никакой Синтии. Сквайр же был далеко не в столь приподнятом настроении и без особой охоты участвовал в разговоре. А в конце сказал apropos de bottes[101]:

– А тебе не кажется, Роджер, что ты смог бы ее полюбить, если постараешься?

Роджер прекрасно понял, что имеет в виду его отец, но в первый момент хотел было сделать вид, что не уловил смысла его слов. И все же после долгой паузы тихо произнес:

– Я не стану стараться, отец. Давай оставим это. Я уже сказал – слишком поздно.

Сквайр в таких случаях склонен был вести себя как ребенок, которому не дали желанную игрушку; время от времени он вспоминал слова Роджера и вновь переживал разочарование, а потом принялся винить Синтию в том, что Роджер потерял интерес к представительницам прекрасного пола.

Так уж вышло, что в последнее утро своего пребывания в Холле Молли получила первое письмо от Синтии, то есть миссис Хендерсон. Дело было перед завтраком, Роджер куда-то ушел, а Эме еще не спустилась; Молли сидела в одиночестве в столовой, где уже был накрыт стол. Она как раз дочитала письмо, когда вошел сквайр, и тут же радостным голосом поведала ему последние новости. Но потом взглянула сквайру в лицо и чуть не прикусила язык, поняв, что не следовало произносить в его присутствии имя Синтии. Сквайр выглядел подавленным и раздосадованным:

– По мне, так лучше бы вообще больше никогда про нее не слышать. Как она исковеркала душу моему Роджеру! Я тут полночи пролежал без сна, и все из-за нее. Ты только подумай, мой сын теперь заявляет, что никогда не женится, бедняга! Насколько было бы лучше, Молли, если бы кто-то из моих сыновей обратил внимание на тебя! Я именно это и сказал Роджеру только вчера, что хотя и хотел бы, чтобы он женился на ком-нибудь, кто положением повыше тебя… Да бог с ним… что уж теперь… Он сам сказал – слишком поздно. Но не упоминай больше при мне имя этой вертихвостки – уж прости меня, деточка, за такую прямолинейность. Я знаю, что ты любишь эту легкомысленную барышню, только поверь старику на слово: ты стоишь сотни таких, как она. Вот когда бы еще и молодые люди думали то же самое, – пробормотал он, подходя к боковому столику, чтобы нарезать окорок.