Наполеону приписывают слова о том, что он никогда не допускает своему гневу подняться выше подбородка. Если это верно, то Жозефина узнала от него и еще кое-что, потому что все последующие сцены, связанные с его любовными похождениями, выглядели так, будто они тщательно репетировались и разыгрывались для успокоения ее гордости, не более того. Их отношения, начиная с 1800 года и далее, напоминали отношения мужа и жены среднего возраста и среднего достатка. Когда он выбивался из сил и не мог заснуть, она садилась у его кровати и читала ему вслух. Когда он находился в походе, она всегда с теплотой думала о нем и писала ему, и, кажется, даже приходила в восторг от его объятий, когда у него возникало желание обнять ее. Она могла даже прихвастнуть перед служанкой своей нежностью к нему, несколько раз говорила ей: «Император эту ночь спал со мной», несомненно, сознавая, что такая информация разойдется, как круги в пруду, оповещая весь Париж о том, что он все еще находит ее желанной.
Это были самые счастливые дни для обоих. Он со своей стороны консолидировал власть и быстро продвигался к трону, а она вступила в такую фазу жизни, когда тревоги и энтузиазм юности превратились в предмет воспоминаний и смеха. И в то же время она наконец стала осознавать, что мужчина, который относился к ней с неизменной добротой и иногда просил ее почитать ему перед сном, был не только величайшим воином со времен Александра Македонского и величайшим администратором всех времен, но и терпеливым, добродушным мужем с настроениями и чувственностью очень привязавшегося к ней ребенка.
Она много внимания уделяет поместью в Мальмезоне и, увлекаясь цветами, рассаживает там сотни сортов растений, в том числе редких, многие из которых до сих пор растут в французских садах и цветниках.
Она, как и прежде, продолжает с легкостью расходовать деньги, но он не бранит ее за это и действительно вроде бы считает, что она и должна свободно их тратить, не поощряя чрезмерную бережливость матери, мадам Бонапарт.
Летиция все никак не могла забыть, что она со своей семьей когда-то стояла в очереди за муниципальным супом. Несмотря на протесты Наполеона, она продолжала прибирать к рукам огромные суммы, которые отваливал ей сынок. «В один прекрасный день все это закончится, — предупреждала его мать, когда он посмеивался над ее перестраховкой. — Придет день, мой мальчик, когда ты обратишься ко мне с просьбой дать тебе денег!»
Она оказалась хорошей предсказательницей. Когда он возвратился для последней битвы, то воспользовался ее огромными сбережениями, чтобы оснастить целую армию.
Иногда луг возле Мальмезона использовался под веселые пасторальные гуляния. Устраивались скачки, в которых принимал участие Наполеон, лихо скакавший для собственного удовольствия на радость зрителей. Ему нравились развлечения, он придумывал игры и состязания, но потом вспоминал вдруг о кипах бумаг, ждущих его. И кратко бросал в таких случаях: «Ну что же, мне опять надо засунуть голову в хомут! Он там дожидается меня».
Пробежали четыре года. Это были годы войны, мира, возобновленной войны, годы неудачных попыток роялистов взорвать его или застрелить, годы, когда он позволял себе развлечься, вступая в пустячные любовные связи с вереницей женщин и девушек из театральной труппы «Комеди Франсез», с фрейлинами. Но эти связи носили несерьезный характер, в какой-то степени подтверждая его лаконичное замечание о том, что нарушение супружеской верности — это всего лишь диванное происшествие. Но сам он в это никогда не верил, потому что ни к чему не мог относиться легко, даже к мимолетному увлечению женщиной и объятиям с ней.
Теперь легко отыскать в этих его случайных любовных связях доказательства его цинизма и утверждать, как это делали многие писатели девятнадцатого столетия, что он обладал плотскими желаниями животного на поле сражения и моральными взглядами турка.
Имеется исчерпывающее описание этого периода его жизни, но оно противоречит подобному предположению. Ясно, что он ждал чего-то большего от каждой из этих женщин, нежели просто удовлетворения физических запросов. Он хотел на несколько часов отвлечься от напряжения безжалостной государственной деятельности мирового масштаба. Ему нужны были средства, чтобы закрыть пропасть по обе стороны лезвия кинжала, по которому он шел час за часом. Ему требовалась небольшая передышка, чтобы сбросить с себя огромную, не уменьшающуюся тяжесть решений, чтобы сохранить равновесие на вершине мировых дел, а больше всего он хотел отодвинуть в сторону неприятные мысли об адском роке и кинжале убийцы, поджидавшем его при каждом появлении на публике. Короче говоря, с помощью надушенной магии он пытался перенестись назад в вишневый сад Валенса, а если женщины, которых он приглашал, не обладали именно такой магией, он отсылал их и редко когда предоставлял им новый шанс.
Одна женщина все же получила и смогла использовать свой второй шанс. Это была Грассини, симпатичная оперная звезда, которая безуспешно ухаживала за ним в дни его успеха в Италии.