Жены и любовницы Наполеона. Исторические портреты

Они встретятся в Компьене 28 марта. Во всех городах, через которые должна была проезжать свита невесты, построили триумфальные арки, а улицы украсили гирляндами. Стояли нервничающие мэры и стайки школьниц, сжимающие в руках тексты приветствий и маленькие букеты цветов.

Когда кавалькада невесты въехала во Францию и кареты загрохотали в западном направлении, к ним галопом понеслась цепочка курьеров с посланиями (часто написанными неразборчиво, если не считать последней буквы «Н») и наборами новых подарков. Но всегда наступают такие моменты, когда имперское нетерпение сметает плотину здравого смысла. Наполеон решил, что не может больше ждать. Ни одного часа. Ни единой секунды.

Она должна была прибыть в Суассон 27-го числа, и в этот день Наполеон примчался на коне в этот город в сопровождении своего зятя, лихого наездника Мюрата, неаполитанского короля и самого большого щеголя среди всех остальных маршалов.

Напуганные члены комитета по встрече молча стояли, пока Наполеон сбрасывал с себя новую одежду и облачался в простую униформу капитана артиллерии. Потом, не сказав никому ни слова и сопровождаемый только Мюратом, он пришпорил своего коня и под барабанящим дождем поскакал по дороге в Витри, где, как ему сообщили, 26-го числа провела ночь Мария Луиза.

В Курселе, между Суассоном и Витри, он укрылся от непогоды в крытой галерее церкви и наконец-то именно здесь впервые увидел тяжелую карету, катившую по улице в окружении промокшего до нитки эскорта всадников сопровождения и кавалерии.

Наступил долгожданный момент. Дернув за уздечку, он поскакал вперед, нагнулся у кареты, удивив сидевших в ней, но главный конюший Оденард был начеку. Натянув повод, он поднялся на стременах и прокричал: «Император!»

Карета остановилась, и Наполеон, с которого, как с гуся, стекала вода, выпрыгнул из седла, распахнул дверцу кареты, влез внутрь ее и чмокнул в щеку удивленную и уставшую с дороги девушку, скромно сидевшую рядом со своей новой золовкой.

Каролина, которая лучше знала своего непредсказуемого брата, тут же представила его утратившей дар речи Марии Луизе.

Поменяли лошадей, и они крупной рысью опять покатили карету, проносясь мимо городков, где группы по встрече стояли, согнувшись под непрекращающимся дождем, мимо промокших украшений и мэров с раскрытыми ртами, все еще сжимавших в руках промокшие листки с речами. Карета катила не останавливаясь до девяти часов вечера, когда добрались до Компьена, где королевская свита разошлась по приготовленным апартаментам.

Над городом прогремел салют — канонада пушечных выстрелов, и напуганные слуги нервно разбежались во все стороны. Наполеон большими шагами прошел во дворец, отрывисто распорядился об ужине и о том, чтобы не произносили речей.

Ужин оказался очень утомительным для уставшей и промокшей компании.

Никто их там не ждал, и с их неожиданным приездом дворец наполнился шумом и гамом. Среди других там находилась Каролина, которая держала себя примерно, потому что добилась большого личного торжества как женщина, замыслившая устранить ненавистную Богарне на большую часть оставшегося десятилетия.

Там же был и ее муж Мюрат, сменивший свою промокшую униформу на более удобную и сухую одежду. За столом сидел и кардинал Феш, «дядя» Феш, который возвышением своим, как и другие присутствующие, обязан был энергии своего неутомимого племянника. Это был тот самый дядя, который более пяти лет назад услужливо добавил благословение церкви к предыдущему браку императора и, образно говоря, то был знаменательный момент для дяди Феша. Повернувшись к нему незадолго до окончания ужина, Наполеон неожиданно задал смутивший того вопрос: «Разве неправда, что мы обручены законно?»

«Да, разумеется, — ответил вздрогнувший кардинал. — Согласно гражданскому праву, вы обручены, сир!»

Ответ удовлетворил Наполеона, хотя он оказался недостаточным для других, включая австрийского посланника. Наполеон отрывисто пожелал собравшимся доброй ночи и увел онемевшую невесту в ее покои. Он оставался там всю ночь, а утром завтракал возле ее кровати.

«Мой друг, — сказал он, по сообщениям, своему близкому человеку, когда возвратился на свою половину, — женись на немке! Они лучшие из всех женщин, приятные, ласковые, свежие и невинные, как розы!»

Глава 18 «Смеялась она или плакала?»

Вскоре после того, как Мария Луиза обосновалась в Тюильри, Наполеон разрешил ей дать частное интервью Меттерниху, тоже гражданину Австрии.

Этот поступок удивил двор, потому что Наполеон установил строжайшие правила общения своей жены с мужчинами. Надзор за ней установили такой строгий, что ни один мужчина не мог приблизиться к ней. Видная дама из ее окружения пригласила мастера, чтобы тот объяснил, как пользоваться сложным предметом мебели, и за это была отчитана, как непослушная школьница.

Однако ему очень хотелось, чтобы австрийский дипломат Меттерних хорошо отозвался о настроении императрицы в разговоре с ее отцом по возвращении в Вену, и, более того, он был уверен, что в его отсутствие она выскажется о нем только положительно.