Он передал «командование» скулившему Мюрату и из Сморгони на санях в сопровождении двух спутников отправился в поездку без воинского сопровождения через поля, кишевшие казаками, партизанами и разбойниками.
Удача не подвела его. К 10 декабря он добрался до Варшавы, где поляки все еще терпеливо дожидались восстановления своего королевства, а националисты с надеждой продолжали твердить об одержимом увлечении Наполеона польской графиней, которую тоже звали Марией.
Оставалось мало шансов на надежду, несмотря на продуманный оптимизм Наполеона. Он путешествовал инкогнито под именем мсье Рейниваля, и по прибытии в польскую столицу он ждал, притопывая, чтобы согреть окоченевшие от холода ноги, возле гостиницы «Англетер», в то время как его посыльный Коланкур отправился в посольство за помощью. «Чем больше я суечусь, тем становлюсь лучше», — заявил он удивленному аббату де Праду, с трудом поверившему своим глазам, когда его попросили подойти к этому осунувшемуся, скрытому капюшоном человеку, уверявшему, что он император Франции…
Помощь была оказана, и поездка продолжена, путь императора пролегал в нескольких милях от замка Валевских, что подтолкнуло Наполеона предложить сделать там остановку. Его отговорил от этого Коланкур, и беглецы понеслись дальше, из Варшавы в Дрезден и потом в карете, которую одолжил им обезумевший король Саксонии, в Эрфурт, Майнц и в конечном итоге — в Париж, куда он прибыл ночью 18 декабря. Прошло тринадцать дней с тех пор, как он оставил армию в Сморгони.
В спящем Париже его не ждала ни одна живая душа. Да и как иначе, когда они только что получили его знаменитый 29-й бюллетень, где он информировал их в максимально правдивой форме о целой цепи несчастий, что обрушились на армию.
Ему с трудом удалось пройти через охрану Тюильри, и, когда дама из свиты императрицы обнаружила двух измученных, закутанных в меха людей, готовых войти в покои ее хозяйки, она громко закричала, зовя на помощь, загородила собою дверь в спальню.
Последовали торопливые объяснения, когда напуганные слуги начали протирать спросонья глаза. Императрица поспешила обнять супруга, и он сразу разговорился и ужасно оживился. Случившееся можно объяснить климатом. Он соберет еще одну армию и разобьет своих врагов в Германии. Он отомстит за страдания при отступлении.
Он сделает и то, и это сейчас же, не откладывая! Уверенность вновь просочилась в столицу. Вокруг него быстро сплотились кавалеры и дамы, включая Марию Луизу, которые почти уже примирились с тем, что над империей опускается занавес, и легко забыли, что заговорщик-шарлатан Малет надул администрацию, заставив всех поверить в гибель императора.
Предусмотрели новый набор в армию, и семнадцатилетние новобранцы забегали по армейским казармам. Циничные ветераны обозвали их «питомцами Марии Луизы», таким способом выказывая сомнение в том, что безбородые рекруты найдут в себе достаточно выдержки и мужества, чтоб хоть неделю пробыть на активной военной службе. Марию Луизу наделили теперь полнотой власти и ответственностью регента. Она получила возможность казнить и миловать друзей и врагов своего супруга, право подписывать помилования и отдавать приказы на казнь. На нее возложили задачу по наблюдению за правительственными учреждениями и обязанность защиты ценой ее собственной жизни двухлетнего сына-наследника.
Сформировали новые гарнизоны, отлили новые орудия, на новых коней посадили новые полки кавалерии, и император выступил во главе новой армии. Она получилась почти такой же многочисленной, какой была та, растаявшая и утонувшая в снежных метелях по дороге из Москвы.
Сначала все выглядело так, будто ветераны ошиблись.
Призывники армий 1813 года выдерживали огонь так же хорошо, даже лучше, чем участники египетской кампании и Аустерлица. Были даже победы до тех пор, пока вооруженное кольцо вокруг французов не сомкнулось и шведский принц Бернадот, за женой которого — Дезире — Наполеон когда-то ухаживал, открыто выступил против своих соотечественников.
Потом австрийскую свадьбу сочли в конечном счете бесполезной, потому что Франц, отец юной регентши в Париже, объявил себя противником человека, который обручился с его дочерью, и сто тысяч австрийцев перешли на сторону русского царя.
Враги Наполеона теперь включали русских, националистов Пруссии, англичан, занятых тем, что перевозили через Испанию брата Жозефа, шведов, руководимых французским маршалом-ренегатом, испанцев, что весело варили в масле попавших в плен и распинали на монастырских стенах отставших французских солдат и, наконец, всех недовольных Бонапартом аристократов, которых наполеоновские амнистии не смогли заманить обратно в Париж.
Теперь это было всего лишь вопросом времени. Осторожные автократы были уверены в том, что теперь-то они держат демона за хвост.
В январе 1814 года он все еще метался со своей небольшой армией по городам и весям северо-восточной Франции. В апреле фактически все было кончено, когда сам Ней потребовал его отречения и мрачно заявил, что «армия подчинится своим начальникам прежде, чем императору!».