Сегодня вечером все могут развлечься или отдохнуть. Натан просит Дану немного развеяться с подругами. Остаемся в доме втроем – Натан, Маор и я. Он пристает ко мне с просьбой сыграть партию в шахматы. Когда-то я неплохо играл, но теперь не хочется мне проиграть ему в несколько ходов. Тогда он предлагает заказать что-нибудь вкусненькое, или просто радоваться жизни. «С тобой я люблю разговаривать, Меир. В любом случае ты правдивее всех, кого я знаю».
Я взвешиваю про себя, как использовать нашу беседу. Рассказать ли ему, что Рахель хочет еще одного ребенка. Посоветоваться насчет будущего Ярона или попросить у него какую-либо помощь. Можно поговорить о его сыновьях или об одной из областей знаний, особенно любимых Натаном. Тем временем Маор начинает издавать звуки, и Натан подходит к ней. Возвращается с нею на руках. Тело его, как всегда, огромно и кажется более окрепшим в последнее время. Лысина одолела почти всю его голову и является постоянной темой его размышлений. Говорит, что иудаизм видится ему сейчас несколько по-иному, и, быть может, я порекомендую ему что-то важное прочесть по этому поводу. Спрашиваю, не жалеет ли он о всех годах учебы сыновей заграницей, но он говорит, что все можно легко дополнить.
Ребенок засыпает у него на плече. Впервые в жизни я вижу Натана, на теле которого спит ребенок. Вдруг я способен открыть рот и сказать Натану, что тяжко мне. «Работа у вас в доме прекрасна, но я чувствую, что нечто нехорошее случилось со мной, какой-то внутренний разлад, можно сказать». Он смотрит на меня, чуть улыбается, и как бы из улыбки возникают в уголках его глаз слезы. «Я знаю, Меир, и важно мне и Дане вам помочь. Ты действительно выглядел немного странным, но работа с ребенком принесет тебе внутреннее освобождение». Я хочу сказать ему, что не желаю ничего необычного, но голос мой пресекается.
Натан встает с места и просит меня подержать ребенка. Кладет руки мне на плечи. Говорит, что я очень ему близок. «По сути, ближе братьев, которых у меня нет». Чувствую, что он необычно взволнован, но мы должны сосредоточиться на ребенке. Но Натан продолжает: «У отца моего никогда не было такого друга, как твой отец, только ему он доверял все финансовые дела, а это для меня самое важное и решающее».
Но я хочу слышать от него нечто новое, о его здоровье, о Дане. «Ну, что ты хочешь знать о Дане, ей не хватает только птичьего молока. Хорошо ей со мной. Вижу, Меир, ты сильно изменился. Невероятно сузил свои интересы. Кроме пеленок Маор тебя сейчас ничего не интересует». – «Может быть, – отвечаю. – Но это меня успокаивает. Ну, а ты, Натан, вообще помнишь о своих сыновьях, о Рине?» – «О чем ты говоришь, – он почти сердится на меня. – Сыновья готовятся управлять фирмой. И Рину, конечно же, помню. Она была мне неплохой женой».