Читаем Жеребята (СИ) полностью

- Войско Зарэо перестроено так, как ты предложил, Луцэ. Гаррион и я укрепляет левый фланг. Нилшоцэа не устоит! Да увидят это твои глаза! - произнес Игъаар.

- Я хочу остаться с тобой, Луцэ! - вскричал Каэрэ в невыносимой печали.

- Это решено не нами, Виктор, - сказал Луцэ. - И так будет лучше.

- Как красив язык сынов Запада, - проговорил Игъаар.

- Мы - не сыны Запада, - засмеялся Луцэ.

- Ты не мог бы прочесть мне еще гимн - на твоем языке? - попросил Игъаар. - Я хочу послушать, как он звучит.

- Что осталось? Вдыхать стихи,

Выдыхать потеплевший воздух,

Притворяясь глухой, глухим

Напевать о далеких звездах,

Петь в полголоса, погрузив

Взгляд в закрытое сеткой небо,

Петь о звездах хрустально-бледных,

Так похожих на нас вблизи...

- Что осталось? Черновики,

В кроне дуба умолкший ветер,

Прутья ивы от ветхой клети

Птицы, выкормленной с руки.

И так тихо в ночном саду,

Что теперь на кусочек хлеба

Я приманиваю звезду -

Вместо птицы, обретшей небо.


К ним подошел Миоци.

- Ты готов, чтобы пойти со мной? - спросил он негромко и мягко у Каэрэ. - Я уже простился с Раогай...

- Как Раогаэ? - спросил Луцэ с улыбкой.

- Уже встает на ноги... - отвечал ему белогорец. - Спасибо тебе за все, Луцэ. Надеюсь, я еще увижу тебя.

- Мы все увидимся, - снова улыбнулся Луцэ. - Я рад был встретиться с тобой, о белогорец, смотрящий со скалы.

Они обнялись - огромный Аирэи осторожно сжал тельце маленького человека.

- Помоги мне пересесть к Игъаару, - попросил Луцэ. - Но прежде дай мне обнять тебя, Виктор. Не плачь...

- До встречи! - воскликнул Игъаар, тоже вытирая слезы.

- Не печалься так, Каэрэ, - сказал Луцэ на языке, понятном только им двоим. - В путь!

- В путь! - воскликнули вместе Каэрэ, Миоци и Игъаар. Кони разъехались - Миоци и Каэрэ отправились в Белые горы, Игъаар - в стан. На повороте Каэрэ обернулся, не в силах сдержаться. Он увидел, что Луцэ, сидя рядом с Игъааром, махал ему рукой и светло улыбался. Игъаар, поймав взгляд Каэрэ, тоже замахал ему рукой.

- Весна да коснется вас! - донес ветер его юношеский голос.

И Каэрэ с Миоци отправились в сторону Нагорья Цветов.


Сын Игэа Игэ

Хижина у моря была пуста. В ней не было следов погрома или насилия - просто Лаоэй, дева Всесветлого, сложила аккуратно циновки и вымытую посуду, и погасила светильники.

Но она оставила воду в кувшине у дверей - на случай, если сюда придут странники - и сушеные лепешки и фрукты - на тот же случай.

Аэй напилась - а есть она не хотела. В очаге лежали сложенные дрова, а на них лежало кресало - и дочь степняка развела огонь. Потом она развернула циновки и легла - она очень устала и уснула.

Сон ее был тяжел - блаженное забытье не приходило, вместо него была лихорадочная дрема, полная тяжких мыслей. Ребенок ворочался под ее сердцем, не понимая вместе с ней, отчего они ушли из Тэ-ана и пришли к морю, на границу Аэолы и Фроуэро.

Наконец, усталость взяла свое и ей начал сниться сон. Лаоэй, дева Всесветлого, пришла и села рядом с ней, и хотела выслушать ее рассказ.

"Игэа думает, что его мать изменилась... Он думает, что она полюбит меня, что Всесветлый просветил ее ум... Он считает, что в Тэ-ане слишком опасно, он умолял меня уйти, чтобы сохранить детей - Лэлу и нашего нерожденного малыша. Огаэ не захотел уходить, он решил остаться... он уже большой... Игэа отправил верных людей, чтобы они сопровождали меня, и мы долго ехали на повозке, долго, долго, о Лаоэй! Но потом я прогнала их всех. Я одна пошла к Анай и отдала ей Лэлу, и Анай не видела меня... И никогда не увидит больше. И я никогда не увижу ни Лэлы, ни Огаэ, ни Игэа..."

"Ты любишь Игэа, но боишься Анай?", - спросила Лаоэй.

" Я не боюсь Анай и не боюсь смерти... Она примет Лэлу, да, я знаю это - но она убъет меня... найдет способ, чтобы сделать это... А я не хочу, чтобы Игэа узнал, что его мать способна на такое. Он любит ее, и страдает от ее непонимания... очень страдает...Он любит и меня, и ее, и Лэлу... ах, Игэа... он такой несчастный...Анай хотела, чтобы он стал вельможей - и он стал им, а теперь снова появилась наложница-степнячка, и все испортила..."

"Но ведь это не так? Он исповедал Тису в Ладье, прежде чем ты добралась до него во время землетрясения?"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крылатые слова
Крылатые слова

Аннотация 1909 года — Санкт-Петербург, 1909 год. Типо-литография Книгоиздательского Т-ва "Просвещение"."Крылатые слова" выдающегося русского этнографа и писателя Сергея Васильевича Максимова (1831–1901) — удивительный труд, соединяющий лучшие начала отечественной культуры и литературы. Читатель найдет в книге более ста ярко написанных очерков, рассказывающих об истории происхождения общеупотребительных в нашей речи образных выражений, среди которых такие, как "точить лясы", "семь пятниц", "подкузьмить и объегорить", «печки-лавочки», "дым коромыслом"… Эта редкая книга окажется полезной не только словесникам, студентам, ученикам. Ее с увлечением будет читать любой говорящий на русском языке человек.Аннотация 1996 года — Русский купец, Братья славяне, 1996 г.Эта книга была и остается первым и наиболее интересным фразеологическим словарем. Только такой непревзойденный знаток народного быта, как этнограф и писатель Сергей Васильевия Максимов, мог создать сей неподражаемый труд, высоко оцененный его современниками (впервые книга "Крылатые слова" вышла в конце XIX в.) и теми немногими, которым посчастливилось видеть редчайшие переиздания советского времени. Мы с особым удовольствием исправляем эту ошибку и предоставляем читателю возможность познакомиться с оригинальным творением одного из самых замечательных писателей и ученых земли русской.Аннотация 2009 года — Азбука-классика, Авалонъ, 2009 г.Крылатые слова С.В.Максимова — редкая книга, которую берут в руки не на время, которая должна быть в библиотеке каждого, кому хоть сколько интересен родной язык, а любители русской словесности ставят ее на полку рядом с "Толковым словарем" В.И.Даля. Известный этнограф и знаток русского фольклора, историк и писатель, Максимов не просто объясняет, он переживает за каждое русское слово и образное выражение, считая нужным все, что есть в языке, включая пустобайки и нелепицы. Он вплетает в свой рассказ народные притчи, поверья, байки и сказки — собранные им лично вблизи и вдали, вплоть до у черта на куличках, в тех местах и краях, где бьют баклуши и гнут дуги, где попадают в просак, где куры не поют, где бьют в доску, вспоминая Москву…

Сергей Васильевич Максимов

Публицистика / Культурология / Литературоведение / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги