Жернова. 1918–1953. Большая чистка

Оставшись один, Косиор налил из пузатой бутылки полстакана коньяку, выпил одним духом, поморщился. Он впервые подумал, что зря он влез в беспощадную драку за власть в этой огромной и непонятной России, которая время от времени призывает к себе иностранцев для наведения европейского порядка, а затем безжалостно их изгоняет — и это в лучшем случае. Если бы всю силу и энергию, какая в нем была двадцать лет назад, он и многие тысячи его соотечественников направили на преобразование Польши, быть может, и Польша была бы другой, и судьба его соотечественников в России… Впрочем, что теперь об этом! Не о том надо думать, чего не было да и не могло быть, а о том, как спасти свою голову. Сил и энергии ему еще хватит. Да и умом он не оскудел, и верные товарищи не перевелись, хотя осталось их совсем немного…

И через несколько минут мысли Косиора свернули в привычную колею: что надо сделать завтра, что послезавтра, что поручить и кому. В конце концов, жизнь — это борьба, а борьба еще не закончена.

Да, вот еще что: Успенский… Надо найти к нему подход, узнать его слабые и сильные стороны. Не может быть, чтобы в его прошлом не имелось чего-то такого, за что можно потянуть и вытащить нераскрытого врага и контрреволюционера.

Косиор вызвал своего секретаря и приказал ему принести личное дело члена ВКП(б) Успенского А.И. Положив перед собой папку, он углубился в изучение имеющихся там документов.

Выяснилось, что Успенский Александр Иванович родился в 1902 году, русский, из рабочих, в партии и в органах с 1920, в 1934-35 годах служил под началом Реденса заместителем начальника УНКВД по Московской области, затем еще в нескольких местах, на Украину послан с поста начальника УНКВД Оренбургской области. Ясно, что это человек Ежова. А Ежов в последнее время больше занят водным транспортом, наркоматом же фактически руководит его зам Фриновский… Если удастся скомпрометировать Успенского, тень упадет на Ежова и на всех остальных, это раскроет глаза Сталину на тот факт, что Ежов посылает на Украину заведомых заговорщиков, которые состоят в связи с заговорщиками на Украине. Надо только связаться со своими людьми в России… Кто там еще остался? Пилляр? Нет, Пилляр арестован по обвинению в шпионаже и за участие в «Польской организации войсковой». Фирин-Пупко? Бржозовский? Мессинг? Все арестованы. Из руководящих поляков-чекистов, начинавших службу в Чека при Дзержинском, остались лишь Крыся да Мочальский, но и те загнаны в провинцию. Вот если бы они дали показания против Успенского или того же Фриновского, тогда было бы с чем идти к Сталину…

Впрочем… Впрочем, почему именно они? Остались ведь еще и в НКВД Украины преданные Косиору чекисты. Правда, они напуганы, но если им объяснить, что речь идет о жизни и смерти и их тоже, они сумеют из подследственных, кто когда-то работал с Успенским, выбить нужные показания.

И Косиор нажал кнопку вызова.

Снова появился секретарь.

— Божняка, — бросил ему Косиор.

Через пару минут вошел молодой человек спортивной наружности, в ком отчетливо была видна военная косточка, и в ожидании распоряжений остановился в дверях.

— Вот что, Влодек, — заговорил Станислав Викентьевич по-польски задушевным голосом, так не вяжущимся с его волчьими глазами, поманив Божняка к себе пальцем. — Разыщи мне старшего лейтенанта Шишперовского, но так, чтобы об этом ни одна зараза не знала. Привези в Киев, посели на нашей квартире и тотчас же дай мне знать. Кстати, узнай предварительно, как он себя вел в последнее время, чем занимался, какие на него характеристики и нет ли за ним какого-нибудь троцкистского хвоста. Если тебе покажется что-то подозрительным, тогда найдешь капитана Млодого — он в Виннице… Давай, Влодек. Как говорят русские: одна нога здесь, другая там.

Влодек молча кивнул головой и вышел.

Косиор налил в стакан еще коньяку, выпил.

Настенные часы отбили два часа ночи…

Глава 25

Скорый поезд «Москва-Киев» пронзал своим длинным светящимся телом ночною тьму августовской ночи. Трескуче стучали колеса, тонкий предупреждающий свист паровоза вместе с дымом относило в сторону боковым ветром. А может, никакого ветра и нет. Может, вообще ничего нет, кроме тряского купе, стука колес и паровозных свистков…

Никита Сергеевич Хрущев сидел в купе спального вагона, просматривал записи, сделанные сразу же после встречи со Сталиным на его даче в Зубалово. Иногда, когда паровоз ревел особенно настойчиво, поднимал голову, прислушивался. Записи были короткими, не более чем в одну строчку, шли под номерами и содержали основные задачи, сформулированные Сталиным, которые должен был решить Никита Сергеевич на Украине.