Жернова. 1918–1953. Большая чистка

Между тем в ее словах Василий слышит совсем другие вопросы: «Как долго у нас это будет продолжаться? Неужели я нужна тебе только для этого?» Василий понимает, что он должен на что-то решиться, что Вика ждет от него этого решения, и вопросы ее подстегивают его, но он не чувствует в себе силы для того решения, которого ждет Вика и которое хотелось бы ему самому. И дело не в Марии, а в детях. Куда они без него? И что он без них? Раньше ему казалось, что возле Марии его ничто не удерживает: любви у него к ней нет, у нее нет понимания его стремлений, его желаний. Увы, с некоторых пор у него и самого нет этого понимания, а то, что было, затуманилось, отодвинулось куда-то вдаль, новое не пришло, но разве он виноват в этом?

Василий сжимает плечо Вики и задерживает дыхание, чтобы не вырвался ненужный вздох. Он уже не с Викой, он уже почти дома, представляет, как встретит его Мария, о чем будет расспрашивать. Вчера Николай Земляков звал его за грибами, но в сторону финской границы, а он отнекивался, врал, что уже сговорился с ребятами из своего цеха, однако Николая с собой не пригласил, как бывало раньше, и тот обиделся, пожал плечами и ушел.

Мария потом спрашивала, с чего это он так с Николаем? Не поссорились ли? Нет, не поссорились, отвечал Василий, а только Николай — он знаешь какой? — он без бутылки ни шагу, а ему, Василию, это совсем ни к чему.

— Твои будто не пьют, — проворчала Мария, но, судя по тому, как засветилось ее лицо, осталась довольна, что Василий не едет с Николаем именно из-за этого, а то последний год как чуть что, так бутылка.

Василий, и правда, с тех пор, как стал встречаться с Викой, пить перестал почти совсем. Даже не тянуло. Раньше все мысли о болезни, о неудавшейся жизни, а чтобы заглушить эти мысли, водка, как известно, первейшее средство. Теперь мысли его только о Вике, о минувшей встрече, о встрече грядущей, о том, что будут говорить друг другу, куда пойдут. Времени у них немного: часа два-три — не больше. И пролетают эти часы так скоро, что не успеваешь оглянуться. А хочется, чтобы в них был какой-то смысл, что-то такое, о чем будешь вспоминать днями и ночами, переживая, жалея о несказанном, о мыслях, пришедших в голову только теперь, пытаясь разгадать значение произнесенных Викой слов, их тайный смысл. И не потому тайный, что она тайну вкладывала в слова преднамеренно, а потому, что и сама она тайна для Василия, которая раскрывается по частицам, заставляя его всякий раз изумляться и радоваться.

А изумляться есть чему. Вика учится в Педагогическом институте, играет на фортепиано, хорошо рисует, прочитала уйму всяких книг. Родители Вики — люди не простые: мать преподает английский в том же Пединституте, отец работает на каком-то заводе главным механиком. Может быть, поэтому Василию кажется, что их любовь недолговечна, что он, простой рабочий, случайное увлечение интеллигентной женщины. Конечно, в Советском Союзе все равны, а рабочее звание самое почетное, и зарплата у рабочего высокой квалификации больше, чем у инженера или учителя, но если бы этим все и ограничивалось, то никто бы в институты не стремился. В жизни, увы, все не так, как о том говорят и пишут, а как оно на самом деле, об этом помалкивают.

Вика заслонила для Василия все: и работу, и семью, и самого себя. Что бы он ни делал, Вика точно стоит у него за плечом и смотрит, то ли он делает, хорошо ли. Закончит Василий модель, ошкурит, вычистит до блеска и, прежде чем модель будет покрыта графитом и превратится во что-то черное, некоторое время любуется переходами от одной породы дерева к другой, их текстурой, плавными или, наоборот, рубленными гранями, нагромождением всяческих фланцев, бобышек и перегородок. Ему жаль, что Вика не видит творение его рук: она бы точно восхитилась и порадовалась его умению. Конечно, картина или, скажем, скульптура есть произведение искусства, а модель — произведение инженерной мысли, которая практична и не терпит ничего лишнего, но, созданная его, Василия, руками, она ничуть не уступает произведению искусства, потому что тоже есть искусство, хотя и особого рода.

В позапрошлое воскресенье Василий был на воскреснике по сносу старых, обветшавших строений неподалеку от проспекта 25 Октября, бывшего Невского. Потом встретился с Викой, и они пошли в Русский музей. А там были такие скульптуры, что смотреть не на что, иная модель выглядит куда красивее и изящнее. Он пытался это доказать Вике, а она только рассмеялась и сказала, что он ничего не понимает. Что ж, может быть: пониманию его никто не учил. А только красивое от некрасивого отличить может — это уж как пить дать. Но на Вику он не обиделся: на нее вообще невозможно обидеться. Просто у нее свое мнение, у него свое. И это им не мешает, потому что Вика не выставляется перед ним со своими знаниями, наоборот, она частенько говорит, что если бы ему, Василию, образование, да при его способностях, он не модели бы делал, а, как минимум, конструировал машины.

Но однажды, вдруг заговорив об отце, призналась: