Дом Вики похож на дворец: три этажа с большущими окнами, колонны, львы, полуголые мускулистые мужики держат навес над входной дверью, распластав по выпуклой груди кучерявые бороды. Квартира под стать внешнему облику дома: высоченные лепные потолки, огромные окна, как в студии художника Возницына, где Василий был однажды, резные дубовые двери, старинная мебель, за стеклянными дверцами буфета хрустальные вазы, бокалы и еще что-то, чему Василий не знает названия.
— Это все не наше, — сказала Вика, окидывая виноватым взглядом большую комнату. — Здесь все казенное. Даже посуда. Только постельное белье и одежда у нас свои. Нам эту квартиру дали в прошлом году, когда папу освободили и назначили главным механиком завода. А до этого мы жили в коммуналке на Голодае.
Василий впервые оказался в такой роскошной квартире, он даже не представлял, что подобные квартиры существуют. Ему казалось, что вся роскошь давно уничтожена или сдана в музеи, что все большевики, какие бы посты они ни занимали, в том числе и сам Сталин, живут в скромных квартирах, почти таких же, как у самого Василия, ну разве что чуть-чуть побольше и побогаче, но чтобы вот в таких буржуйских хоромах — это не укладывалось у него в голове. Он с сочувствием глянул на Вику: ей, комсомолке, наверное, стыдно жить в такой роскоши, когда многие рабочие ютятся в бараках и подвалах, спят на нарах в три этажа, а из посуды у них ложка, кружка да миска — и то не на каждого.
— В той вон комнате живет брат с женой и сыном, — объясняла Вика устройство квартиры все с тем же виноватым видом. — В той — мама с папой, а здесь, за ширмой, сплю я. Комната считается залой, здесь мы собираемся по праздникам. Признаться, я никак не могу привыкнуть к этому жилью, мне кажется, что мы здесь на время, что завтра-послезавтра это кончится, мы снова вернемся в свою коммуналку. — Глянула на Василия, спросила: — Ты осуждаешь?
— Я? — В растерянности он неопределенно мотнул головой, но тут же поспешил развеять ее подозрения: — Нет, что ты! Почему я должен осуждать? Вовсе не осуждаю.
— Но у тебя такое выражение лица…
— Просто я никогда не бывал в таких квартирах, — пояснил Василий. — Да ты не расстраивайся! Мало ли что! Ты ж за родителей не отвечаешь…
— У меня хорошие родители, — возразила Вика. — Правда, папа не член партии. После освобождения ему предлагали вступить, но он отказался, потому что кто-то может подумать, что он вступает из-за карьеры… — И вдруг неожиданно призналась: — Я почему-то ужасно боюсь за него: он у нас такой… такой прямой, совсем не умеет прятать свои мысли.
— Почему? — удивился Василий.
— Ну, как тебе сказать… Многие понимают это совсем не так, как нужно. Ведь все люди разные. — И тут же призналась: — Знаешь, я еще никого к себе из знакомых не приглашала: мне неловко. Ты первый.
— Ну и правильно: начнут языками чесать, — одобрил ее Василий. Он подошел к книжному шкафу, провел пальцами по корешкам книг, произнес с завистью: — А у меня дома всего десяток книг. И те учебники. А из художественных только «Как закалялась сталь» Николая Островского да «Избранное» Пушкина. — И пояснил: — Сын сказки любит.
— А хочешь, я тебе из нашей библиотеки стану книги давать? — загорелась Вика. — Тебе надо начать с Гоголя, потом Лермонтов, потом Толстой, Достоевский, Чехов… Кстати, ты читал Шолохова «Тихий Дон»?
— Нет, не читал.
— А «Поднятую целину»?
— Тоже не читал.
— Ой, Васенька! Да как же так? Это же такие книги! Ты обязательно должен прочесть. Я тебе принесу.
— Нет, не надо.
— Почему?
— Сама знаешь, почему, — нахмурился Василий.
— А-аа, да-да, я понимаю, — закивала сочувственно головой Вика. — А хочешь, из нашей библиотеки? — Но тут же потухла: — Увы, и это не пойдет: на книжках папин экслибрис. А разве у вас на заводе нет библиотеки?
— Есть, я и беру оттуда. Но все больше про путешествия. Я вот недавно прочитал книгу Арсеньева «По Уссурийскому краю» — оторваться не мог. Читала?
— Конечно. У него есть еще «Дерсу Узала». Не читал?
— Нет, не читал. За ней в нашей профкомовской библиотеке очередь.
— К сожалению, его книги никак нельзя назвать художественными произведениями, — произнесла Вика категорическим тоном. — Но с познавательной точки зрения они очень интересны.
Вика подошла к ширме, поманила Василия рукой. Он приблизился, заглянул за ширму, увидел там кушетку, тумбочку, на тумбочке фотографию Вики, которую он ей подарил, и свой портрет, выполненный тушью.
— Откуда это у тебя? — удивился он.
— Рисовала по памяти. Правда, похоже?
— Правда. Вот не думал…
Вика всплеснула руками:
— Господи! И что это мы с тобой? Праздник ведь! Ты, наверное, голоден! Пойдем скорее на кухню!