Жернова. 1918–1953. Большая чистка

— А как там у вас дела с внедрением проходческих щитов на строительстве метро? — спросил Сталин, снова перебив суетливую речь Хрущева. — Мне докладывают, что вы не выполняете взятые на себя обязательства.

— Еще будучи вторым секретарем обкома и горкома партии, я, товарищ Сталин, поставил задачу перед московскими предприятиями, учеными и инженерами разработать свою конструкцию проходческих щитов на основе известного вам английского оригинала. Такая задача успешно решена: проект разработан, задания по его осуществлению распределены между многими предприятиями как Москвы, так и области. В прошлом году начали поступать первые щиты. Работают вполне надежно, не хуже английского…

— Должны работать лучше, — уточнил Сталин.

— Мы работаем в этом направлении, — товарищ Сталин. — Что касается количества, то здесь случаются заминки по причине устаревших технологий производства на некоторых предприятиях тяжелой промышленности. Но мы стараемся наверстать допущенное отставание. Что касается механизации строительства, так мы на ЗИЛе разместили заказ на тысячу штук самосвалов. Другие заводы производят строительные краны, ленточные транспортеры, другие механизмы, налаживается серийный выпуск оконных рам, дверей и прочего по единому стандарту…

— Что ж, здесь у вас наметился явный успех, — одобрил Сталин. — Пожалуй, мы с товарищами из Политбюро побываем в метро, посмотрим, так ли оно хорошо, как вы тут докладываете нам с Кагановичем.

— Будем очень рады, товарищ Сталин. В какой день прикажете?

— Что значит, в какой день? Не собираешься ли ты, Микита, выгнать из метро всех пассажиров ради товарища Сталина? Ничего не надо делать. Когда надо, тебе сообщат.

— Я не имел в виду выгонять, товарищ Сталин. Я имел в виду…

— Вот и имей в виду, что ты имел в виду, — усмехнулся Сталин. — Но более всего надо иметь в виду обучение руководящих кадров марксистско-ленинской теории. В этом вопросе вы по-прежнему отстаете от решений семнадцатого партсъезда. Наши руководители промышленности и сельского хозяйства, должны знать не только, как и что делать, но и для чего это делать. Иначе они ничем не будут отличаться от буржуазных спецов и станут работать не столько ради идеи, сколько ради зарплаты и положения в обществе. Впрочем, с иных буржуазных спецов не плохо бы брать пример. Я имею ввиду буржуазных статистиков, у которых существует некий кодекс профессиональной чести. Этот кодекс заставляет их глубоко анализировать факты, не подтасовывать их, не позволяет пускать пыль в глаза общественности. Как это происходит с нашими статистами. Но в целом… в целом Цэка партии доволен работой московской парторганизации. Мы думаем, что, освободившись от вражеских элементов и недобросовестных работников, она станет работать еще лучше.

— Так точно, товарищ Сталин! — воскликнул Хрущев, к которому вновь вернулось жизнерадостное настроение. — Именно на это мы и нацеливаем московскую парторганизацию…

— А что делается практически в этом направлении? — спросил Сталин, и в голосе его Никита Сергеевич почувствовал нотки явного недовольства.

И, стараясь заглушить эти нотки и собственный страх, Хрущев заговорил, пристально следя за выражением лица Сталина, перестав светиться и сиять, как бы потянув за рукоять кинжала и обнажив узкую полоску стали:

— Органы НКВД и госбезопасности по Москве и области, товарищ Сталин, арестовали к сегодняшнему дню более трех тысяч человек и ведут расследование их антипартийной и антисоветской деятельности. Часть дел уже закончена следствием. Исходя из ваших указаний, товарищ Сталин, я принес списки людей… вернее сказать, нелюдей, которых специально назначенные тройки должны приговорить к высшей мере наказания. Здесь секретари райкомов, райсоветов, директора заводов, институтов и прочие должностные лица. Мне позвонил товарищ Поскребышев и передал, что вы желаете видеть эти списки, товарищ Сталин…

— Давай, — произнес Сталин, протягивая руку.

Никита Сергеевич торопливо раскрыл папку, вынул скрепленные между собой листы с напечатанными на них в алфавитном порядке фамилиями и должностями, которые за этими фамилиями значились.

Сталин взял листы, заглянул в последний, спросил:

— А где твоя фамилия, Микита?

— То есть как, товарищ Сталин? — враз сник и посерел Хрущев. Он вспомнил, как холодно разговаривал с ним в приемной Поскребышев, что Сталин не подал ему руки, что в приемной почему-то находятся майор и капитан госбезопасности, которые проводили его долгим оценивающим взглядом, и пролепетал едва слышно: — Но если вы прикажете, товарищ Сталин…

— Прикажу, — медленно произнес Сталин и, ткнув черенком трубки в угол первого листа, пояснил, пристально глядя на Хрущева щелками табачных глаз: — Вот здесь должна быть твоя резолюция… Или ты хочешь остаться в стороне, сохранить невинность?

Хрущев перевел дух, отер обильный пот с лица и шеи большим платком, и на лице его землистый оттенок сменился густым багровым цветом.

— Так я, товарищ Сталин… Так мне казалось, что… Да я хоть сейчас с превеликим удовольствием! — вдруг вскричал он, вырывая из рук Сталина листы.