Жернова. 1918–1953. Держава

Вечером, перед самым отбоем, по коридору затопало, покатился сдержанный перекликающийся говор, требовательный стук в двери палат. Постучали и в дверь к Филиппу с Василием. На разрешение «Да, войдите!» шагнули за порог два пограничника — один лейтенант, другой сержант. Оба при оружии.

— Извините, товарищи отдыхающие, за поздний визит, — козырнул лейтенант. — У меня к вам один вопрос: вы сегодня за пределы санатория выходили?

— Выходили. А что? — насторожился Филипп, садясь на своей койке.

— Никого посторонних не заметили?

— Каких посторонних? Мы и сами здесь посторонние.

— Я имею в виду подозрительные личности, чем-то отличающиеся от обычных граждан.

Василий, лежавший с книгой в руках, тоже сел.

— Я видел… Какие-то люди… Мы к морю возвращались, со стороны хутора, — уточнил он. — Я оглянулся, вижу: человека три или четыре… с вещмешками… рюкзаками то есть. Дорогу пересекают… быстро так и… вроде торопятся куда… Я не придал значения: мало ли кто: грибники, охотники…

— Когда это случилось?

— Когда? — Василий задумался. — Кажется, часов в пять.

— Можете показать, где это случилось?

— Сейчас?

— Да.

— Могу.

Василий стал одеваться.

Хотя солнце уже село, небо продолжало светиться, и свет этот был почти осязаем, точно пролитое молоко, но не цельное, а снятое, почти прозрачное. В молоке купались сосны и редкие ели, летучие мыши плавали в нем беззвучно, то исчезая, то показываясь вновь. Зудели комары, каждый шорох разносился далеко окрест, хрустнувшая под ногами ветка заставляла вздрагивать. К хутору шло человек двадцать пограничников. Все с винтовками, несколько человек с новехонькими автоматами. Впереди лейтенант и Василий. За ними сержант с собакой.

Василий шарил по дороге глазами. Где-то здесь Филипп бросил шишку. Должна быть толокнянка. Ага, вот этот язык зеленого ковра, высунутый к самой дороге. Василий наклонился, пошарил руками: шишка лежала здесь. Правда, не одна, много всяких шишек, но «свою» Василий узнал по широко разведенным чешуям, похожую на ежа. К тому же он разглядел следы своих босых ног: именно недалеко отсюда он разулся. Значит, те подозрительные личности прошли вон там.

И Василий решительно пошагал к сосне, простершей над дорогой кривой засохший сук.

— Вот, — прошептал он, показывая на следы рубчатых подошв. — Это их следы.

Лейтенант и сержант с собакой присели, разглядывая следы, собака нетерпеливо заскулила, тонкий лучик фонарика зашарил по дороге, метнулся в глубь леса и погас.

— Там у них, на хуторе то есть, собаки — штуки четыре, — предупредил Василий лейтенанта, уверенный, что пограничники непременно пойдут на хутор.

— Спасибо, товарищ, — тоже шепотом поблагодарил лейтенант и пожал Василию руку. — Вы идите назад. Я дам вам провожатого…

— Зачем провожатого? Не нужно! — запротестовал Василий. — И вообще: почему я должен уходить? Вдруг понадоблюсь?

— Пожалуйста, уходите, — твердо произнес лейтенант и слегка подтолкнул Василия в плечо. — Вы можете нам помешать.

Василий хотел было возразить, но лейтенант уже отдавал приказания, и пограничники быстро расходились в разные стороны, а сержант с собакой и еще трое пошли по следу. Василий понял, что он действительно лишний и действительно может помешать. А тут еще один из пограничников властно потянул его за рукав. И Василий пошагал в обратную сторону, а рядом с ним и чуть сзади — пограничник, совсем молодой парнишка.

— Что это за люди? — спросил Василий у парнишки, но тот лишь передернул плечами.

«Секрет», — подумал Василий и больше спрашивать не стал.

Они еще не вышли из лесу, когда услыхали сзади звук выстрела и приглушенный лай собак. Остановились, прислушиваясь. Выстрелы забухали часто, иногда по нескольку враз, сорвалась автоматная очередь, другая, третья.

— Ну, вы идите! Идите! — вскрикнул пограничник, повернулся и кинулся бежать по дороге в сторону хутора.

Василий стоял и слушал, как вдали разгорается перестрелка. Затем что-то сильно бухнуло. Еще и еще раз. И выстрелы сразу же стихли.

«Гранаты», — догадался Василий и почувствовал себя таким ненужным и одиноким, каким давно себя не чувствовал. Он поднялся на песчаный вал, сел на еще теплый песок, прижался спиной к шершавому стволу сосны и стал ждать. Вроде и ни к чему это ожидание, но и уходить отчего-то было совестно.

Ждать пришлось долго. Стемнело. Узкая скобка месяца повисла среди звезд, внизу еле слышно шумело море, зудели комары, в лесу хрипло вскрикивала рысь. Наконец из густой темноты леса донеслись шаркающие звуки множества ног, знакомое погромыхивание телеги, фырканье лошади. Даже, похоже, не одной. Вот на фоне темной стены леса что-то зашевелилось, еще более темное, и, отделившись от этой стены, выбралось под скудный свет звезд и месяца: две телеги и короткая колонна людей.

Василий сидел, не шевелясь. Ему совсем не хотелось, чтобы его заметили. Но его все-таки заметили. От колонны отделилась угадываемая даже в темноте фигура лейтенанта. Она приблизилась, остановилась шагах в десяти, прозвучал хрипловатый, но все-таки тоже знакомый, голос:

— Товарищ Мануйлов?

— Да.

— Пойдемте, все кончилось.