Жернова. 1918–1953. Клетка

Что ж, любовницей так любовницей. Артемий против такого поворота в их отношениях не возражал: иметь под рукой женщину, которую при желании можно тут же завалить на диван, совсем не так уж плохо. Везде, где до этого работал Дудник, любовные связи в чикистской среде были явлением обычным, лишь бы они не мешали делу, не влекли за собой скандалов и разбирательств по партийной линии. И хотя Артемий сегодня провел довольно бурную ночь с черноглазой хохлушкой, запаса энергии ему бы хватило и на Дору.

На этот раз он несколько дольше выдержал ее взгляд, потом, скользнув по ее едва заметным припухлостям на плоской груди, отвел взгляд в сторону, произнес:

— Садись. Давай вместе пить чай, — и кивнул на стул для посетителей. И когда Дора с готовностью уселась, будто только и ждала его приглашения, добавил, чуть усмехнувшись:

— А то одному скучновато как-то.

— Да, — согласилась девушка. — Мне тоже скучно уже одной.

— Вот видишь.

Когда с хлебом было покончено, Дора сходила в свою каморку и принесла еврейские лепешки. Чай допивали с этими лепешками, пресными и, на взгляд Дудника, совершенно безвкусными, если бы в них не были завернуты кусочки сыра.

Артемий посматривал на Дору, прикидывал: "Сейчас, что ли? Или ближе к вечеру? Пожалуй, вечером будет лучше. А то еще припрется кто-нибудь".

— А ты почему не замужем? — спросил он, чувствуя на себе упорный взгляд своей секретарши.

— Так как-то, — ответила Дора. И как эхо повторила: — А вы почему не женаты?

— Тоже так как-то…

Дора прыснула сдержанным смехом и тут же зажала рот ладошкой.

"Э-э, да ты вон какая! — подивился про себя Артемий и решил: — Пожалуй, можно и сейчас. Вряд ли кто придет".

Но не успел он об этом подумать, как зазуммерил телефонный аппарат. Звонил дежурный милиционер:

— Товарищ Дудник, к вам тут посетитель. Впустить?

— А что ему надо, вы спросили?

— Говорит, по важному делу.

— Ладно, пустите, — разрешил Дудник.

Дора тут же поднялась, собрала чашки и недоеденные лепешки, быстро вышла, зыркнув на Артемия своими чего-то ждущими глазами. И опять он не понял, чего ожидала от него Дора, что выражал этот ее взгляд: сожаление, что чаепитие закончилось ничем, или вообще ничего не выражал.

Глава 4

Петр Степанович Всеношный осторожно постучал в знакомую филенчатую дверь и, услыхав неожиданно звонкое "Войдите!", нерешительно приоткрыл ее и перешагнул порог комнаты. За обшарпанным канцелярским двухтумбовым столом сидел вовсе не Соломон Абрамыч, который вызывал к себе Всеношного прошлые разы, а незнакомый русоголовый человек, тоже будто бы молодой, но с усталым лицом и внимательными серыми глазами.

— Здравствуйте, — произнес Петр Степанович, снимая шляпу. Огляделся и, переминаясь с ноги на ногу, спросил с глупой ухмылкой на бескровных губах: — А Соломона Абрамыча сегодня нет?

— Его и завтра не будет, — ответил русоголовый, бесцеремонно рассматривая Петра Степановича. — А вам что, непременно надо Соломона Абрамыча?

— Н-нет, нет! Но я как-то… — испуганно дернулся Петр Степанович: ему показалось, что ссылка на Соломона Абрамыча, фамилии которого он не помнил, чем-то не понравилась этому русоволосому человеку в черной косоворотке, с закатанными по локоть рукавами.

— Да вы не волнуйтесь, товарищ, — приветливо произнес русоволосый и ободряюще улыбнулся, хотя глаза его оставались такими же внимательными и безулыбчивыми. Предложил: — Садитесь. Вот вода, если угодно… На дворе-то экая жарынь, вороны дышат открытыми клювами… А что касается Соломона Абрамыча, то теперь я за него, — выговаривал новый начальник звонким мальчишеским баритоном, пододвигая к Петру Степановичу стеклянный поднос с графином и двумя перевернутыми вверх дном стаканами. Однако себя почему-то не назвал.

Петр Степанович сел на знакомый стул, стул под ним знакомо скрипнул, налил воды полный стакан, выпил залпом. Вода оказалась неожиданно прохладной и приятной на вкус.

— Моя фамилия Всеношный, — заговорил он, отдышавшись. И уточнил: — Петр Степанович Всеношный. Работаю сменным инженером на металлургическом. До этого, то есть до приезда в Константиновку, жил и работал в Харькове на машиностроительном… — Набрал в легкие воздуху, выдохнул, решительно продолжил: — Привлекался по Шахтинскому делу, но был оправдан за отсутствием состава преступления. В тридцать первом был привлечен по делу о спецах наркомата машиностроения. Приговорен к трем годам. Отбывал в Березниковском спецлагере, освобожден на следующий год, то есть досрочно…

Петр Степанович выпалил все это на одном дыхании, судорожно вздохнул, посмотрел на нового начальника: в глазах у того не было заметно ничего, кроме скуки, и в груди у Петра Степановича похолодело: может, зря он пришел сюда, только накликает беду на свою голову.

— Можно я еще… это… воды? — произнес он, затравленно озираясь, боясь встретиться со взглядом русоволосого чекиста и прочесть в нем свой приговор.

— Да, конечно, пейте на здоровье, — встрепенулся русоволосый. Выдвинул из стола ящик, из ящика достал початую пачку папирос "Эра", предложил Петру Степановичу, едва тот поставил стакан на поднос: — Курите, пожалуйста.