Жернова. 1918–1953. Клетка

Киров любит риск, импровизацию и терпеть не может догматизма. В марксистской теории разбирается слабо, твердо знает основные ее положения, а в тонкости не вдается и в теоретической борьбе идей старается не участвовать. Его никогда не покидает уверенность, что естественный ход вещей сам все расставит по своим местам, человеку необходимо лишь время от времени расчищать русло от камней и бурелома, чтобы поток двигался быстрее.

Но главное, разумеется, не выпасть из этого потока, удержаться на стремнине. Пока это Кирову вполне удается. Правда, в его биографии есть и такой факт, как попытка перепрыгнуть в другой поток, который после поражения революции пятого года показался ему более надежным. Тогда он порвал с социалистами и перешел в лагерь кадетов. Впрочем, порвал, перешел — не совсем точно. Не порывал, не переходил, а все произошло само собой, вполне естественно, ибо Киров всегда был и остается не столько революционером, сколько журналистом и оратором, которому необходимо постоянно ощущать свою нужность, свою способность непосредственно влиять на сознание масс, получая от них как бы собственную энергию, но усиленную и обогащенную энергией масс. Да и кадеты — они ведь тоже в ту пору были революционерами, они тоже стояли против самодержавия, за свободу, равенство и братство. Другое дело, что их лозунги со временем все чаще стали вступать в противоречие с их делами, их энергии хватало лишь на рассуждения о необходимых действиях, но не на сами действия. Однако вины Кирова в этом нет.

И все же, оглядываясь назад, должно признать, что тот шаг был вызван заблуждением молодости и незрелостью, которые он, Киров, вернувшись в прежнее русло, искупил беззаветным служением пролетарской революции. Зато он узнал контрреволюцию изнутри, уяснил ее слабости, заведомую обреченность. И никто, если не считать людей, закостеневших на старых догмах, продолжающих жить в прошлом, вроде Рютина и ему подобных, не решается ставить ему в вину грехи его молодости и незрелости. Да и кто в этом мире не грешен, если смотреть на человека не только с точки зрения преданности Революции? Таких нет. Потому что дело делается новое, незнаемое, никем не проверенное и не испытанное. Сомневающийся — живет; лишенный способности сомневаться — мертв от рождения. Но твои сомнения не должны видеть другие. Другие всегда должны чувствовать твою уверенность в правоте общего дела, полагаться на твою решимость идти до конца, на твою неколебимость. Старая истина: сомнения — преимущество молодости. Вечно молодым оставаться нельзя.

Взять хотя бы Сталина. Его исключительная твердость в отстаивании ленинизма существует лишь в сознании масс. На самом деле Коба в свое время тоже изрядно пометался между левыми и правыми, между теорией и практикой, пока — а это случилось совсем недавно — не нащупал собственную дорогу. Теперь Сталин весь во власти неумолимого движения вперед, сущность которого заключается в том, чтобы сделать СССР могущественнейшей державой мира. Он один из немногих не только понимает железную логику этого движения, его объективную необходимость, но и умеет находить для движения новые задачи, питающие движение новыми соками, в том числе и за счет гибели его личных противников и противников движения. Как… да! — как паука питают соки его жертв. Грубо по форме, но точно по существу.

Другой вопрос: как самому не стать мухой в его сетях. Где тот порог, за которым ты оказываешься лишним в когорте вождя? Как не переступить этот порог?

В последнее время Сталин все настойчивее тянет его, Кирова, в Москву. Формально генсек, конечно, прав: член Политбюро, секретарь ЦК и первый секретарь Ленинградского обкома партии. Совмещать все это в одном лице и ничего не упускать из виду — дело, безусловно, трудное, если вообще возможное. Но в Москву не хочется. Здесь, в Питере, ты хозяин положения, тебя здесь ценят и даже, пожалуй, любят, а в Москве ты станешь одним из многих, постоянно будешь находиться в тени, отбрасываемой Сталиным. Ко всему прочему — каждый свой шаг надо согласовывать и сверять с генсеком, его окружением, не заметишь, как потеряешь собственное лицо, станешь заурядным исполнителем чужой воли и, как только утратишь нужность для Верховной Власти, как только ей понадобится твоя жизнь, твои соки, а не твои поступки, от тебя избавятся тотчас же, ты превратишься в очередную муху.

Сергей Миронович недавно вернулся из Москвы, где участвовал в заседаниях Политбюро, его Секретариата, Совнаркома, в работе очередного пленума ЦК партии. Решались задачи наисложнейшие не столько с точки зрения революционной теории, сколько с точки зрения практики социалистического строительства: выполнение планов второй пятилетки, упразднение политотделов при МТС, отмена со следующего года карточек на хлеб и основные виды продуктов, об увеличении площади крестьянских приусадебных участков и даже о возрождении некоторых народных традиций, как, например, празднование нового года с елкой.