Жернова. 1918–1953. Книга шестая. Большая чистка

Алексей Петрович знал, что это все происходит с ним во сне, что надо поскорее, пока не сорвался со скалы, просыпаться, – он сделал над собой усилие и проснулся. Тело мокро от пота, в комнате душно, пахнет жареным луком.

Стучали в дверь.

Еще не открыв глаза, он догадался, что наступило утро: за окном, в зеленой листве акаций оглушительно чирикали воробьи, точно тысячи мальчишек водили железками и кусочками кожи по оконному стеклу. Подумал, что за ним, скорее всего, пришли его друзья для дальнейшего изучения Армении и ее национальных особенностей в оставшиеся несколько дней. Что-то они вчера такое говорили о развалинах крепости трехтысячелетней давности, но ему казалось, что говорили из вежливости, потому что после такой дороги вряд ли у кого-нибудь возникнет желание все начинать сначала.

Алексей Петрович с трудом спустил с постели ноги, сел, кряхтя и охая: болело все тело, каждая мышца и даже каждая косточка, точно его прогнали сквозь строй. Он накинул на голое тело халат, пошел открывать, едва переставляя ноги.

Нет, это были не друзья, а мальчишка-посыльный в красной турецкой шапочке. Он передал Задонову два письма и телеграмму, ткнул пальцем в книгу, показывая, что надо расписаться. По-русски он не знал ни слова.

Алексей Петрович расписался, закрыл дверь, вернулся в спальню и лег. Первой он развернул телеграмму, то есть листок серой бумаги, на которой были наклеены бумажные ленты с машинописным текстом: «немедленно выезжай несчастье левой маша». Он ничего не понял, только сердце вдруг ухнуло и провалилось куда-то, а в голове стало пусто… до звона.

Прочитал еще и еще раз: понятнее не становилось. Мысли заметались. Что за несчастье? Попал под автомобиль? Взорвался котел? Левка рассказывал, как на испытаниях нового котла высокого давления разорвало паропровод и раскаленным паром до смерти ошпарило несколько человек. А может, арестовали? Левка, помнится, что-то говорил по поводу выступления Хрущева и намека в этом выступлении на то, что кто-то из сотрудников института не то и не так сказал. А Левка полагает, что именно он и есть один из таких бестолковых сотрудников.

Но за бестолковость не должны арестовывать.

Впрочем, могло быть все, что угодно: и несчастный случай, и даже арест. Не понятно было лишь одно: чем же он, Алешка, может помочь брату своим быстрым возвращением в Москву? Конечно, если несчастный случай, тогда… А если нет?

Алексей Петрович пошарил вокруг себя, нашарил два конверта: может быть, письма что-то разъяснят?

Одно письмо было от Ляли. Написанное знакомым детским почерком, оно скупо сообщало о том, что у нее все в порядке, что известный ему конфликт улажен, что дома все живы-здоровы и посылают ему привет.

Второе письмо было от классной руководительницы Татьяны Валентиновны. Почти такое же скупое и, на удивление, писанное почти теми же словами, будто учительница и ее ученица заранее обговорили, что им писать. За этой скупостью Алексею Петровичу почудилось бог знает что: и страх, и нежелание говорить правду, и забота о его самочувствии, и неверие в его возможности как-то повлиять на события.

Судя по штемпелям, письма были отправлены через пять дней после его отъезда, а телеграмма послана три дня назад, то есть тогда, когда он лазал по горам, чтобы увидеть горных баранов, которые чуть ли ни символ Армении. Баранов он так и не увидел.

Отцовские серебряные часы от Павла Буре, подаренные Дзержинским за восстановление железнодорожного моста через Волгу, показывали семь часов утра. Железнодорожная касса откроется в девять, но идти в кассу самому нет смысла: здесь билеты на поезд можно достать, но не купить. Следовательно, надо ждать утра, потом звонить Ашоту Геворкяну, Геворкян позвонит еще кому-то, тот еще кому-то, тот… наконец кто-то позвонит непосредственно начальнику вокзала, и билет по цепочке проделает свой замысловатый путь и окажется в руках у товарища Задонова, которого здесь все любят, знают и очень уважают.

Действительно, в книжных киосках и магазинах Алексей Петрович видел свои книги, но ни разу не видел, чтобы их покупали или читали. Впрочем, это не столь уж и важно, читают его или нет в Армении.

Алексей Петрович побрился, принял душ, спустился в ресторан. Там его уже ждал Ашот Геворкян, сидя за пустым столиком и потягивая из длинного стакана минеральную воду.

Едва Алексей Петрович уселся напротив, как расторопный официант принес бутылку минеральной воды, лаваш, зелень, мацони и сыр.

Ашот прочитал телеграмму, кивнул головой и ушел. Отсутствовал он не более десяти минут. Вернувшись сказал, что все в порядке – билет скоро будет.