Жернова. 1918–1953. Старая гвардия

Да, он, Сталин, желал бы иметь о себе горьковскую работу наподобие работы о Ленине, такая работа еще больше укрепила бы его авторитет как внутри партии и страны, так и за границей. Чем больше авторитет вождя, тем большие задачи он может решать самостоятельно, ни на кого не оглядываясь. А Сталин не только знал наверняка, но и вполне понимал, что авторитет его сегодня еще не беспределен, что он постоянно подвергается давлению и умалению со стороны людей, поднявшихся к власти вместе с ним. А иногда и благодаря ему, Сталину. Но власть не для всех и не всегда есть мера благодарности тому, кто ее тебе предоставил, ибо желание власти столь же огромно, как и желание богатства и славы.

Знал Сталин, о чем говорят в доме Горького, кто у него бывает, что в разговорах этих часто проскальзывает скрытая и явная оппозиционность, что Горький, хотя и не поддерживает эту оппозиционность, но и не препятствует ее звучанию.

— Вот, буквально вчера, — упавшим голосом произнес Алексей Максимович, и Сталин чутко отметил эту перемену интонации в голосе Горького, — мы говорили с товарищами Бабелем, Кольцовым, Задоновым… э-э… и другими товарищами писателями на тему… э-э… укрепления с помощью печатного слова авторитета руководящих кадров…

Горький сам не знал, зачем из него выскочила эта ложь про руководящие кадры, смутился, но все же успел заметить, что при упоминании Задонова Сталин замер с зажженной спичкой в руке, и лишь спустя несколько секунд принялся раскуривать трубку, плямкая губами и посапывая. Алексей Максимович вспомнил, как нападали на Задонова Кольцов, Бабель и другие, ему подумалось, что зря он упомянул имя Алексея Задонова в ряду других имен. Увы, слово — не воробей… Впрочем, чего это он вдруг? Все равно список людей, бывших в тот день у Горького, наверняка давно лежит в соответствующем месте. Так что упоминай не упоминай — разницы никакой.

Утешив себя рассуждениями, Алексей Максимович невольно втянул носом дым от трубки Сталина, и ему тоже захотелось курить. Он открыл лежащий на столе портсигар, выловил из него папиросу, принялся усердно разминать ее, придавая мундштуку изломанную форму, удобную для курения.

А Сталин в это время свободной рукой собирал в кучку разорванные папиросы «Герцеговина-флор», табаком которых набил себе трубку.

В библиотеке на какое-то время повисла настороженная тишина.

Вдруг рука Сталина замерла над столом, качнулась в нерешительности, затем убралась под стол. И лишь после этих приготовлений Сталин принялся неторопливо ронять слова, точно они, эти слова, были разбросаны на большом расстоянии друг от друга, и для того, чтобы их соединить, требовались большие усилия и время:

— В истории Рима имел место длительный период гражданских войн… И был случай, когда беспощадное подавление всякого своеволия его граждан привело к устойчивому миру и процветанию, — заговорил Сталин тем раздумчивым голосом, каким говорят о выстраданном. При этом он поглядывал на книжные полки, время от времени поводя в их сторону черенком трубки, как бы призывая книги себе в свидетели. — Я имею в виду годы консульства Суллы, — после короткой паузы продолжил он. — Если мне не изменяет память, в семидесятые-шестидесятые годы до новой эры. Сулла много лет стоял во главе империи. Все это время не было ни одной попытки его свержения со стороны недовольных патрициев. Когда Сулла достиг вершины могущества, он самоустранился от власти, ушел на покой, занялся разведением цветов, но в стране все оставалось таким же, будто Сулла продолжал стоять во главе империи. И никто не посмел взглянуть на него косо…

Снова замолчал, долго плямкал губами, раскуривая трубку, вытягивая из нее голубоватый дым, продолжил так же тихо и раздумчиво, в обычной своей манере: вопрос — ответ, вопрос — ответ:

— А почему? Потому что за ним стояли народные массы, стояла армия. Но едва Сулла умер, как вновь начались раздоры между отдельными группировками рабовладельцев. Следовательно, и при Сулле, несмотря на видимое спокойствие, тлели угли этих раздоров. Почему тлели эти угли? Потому что для них оставалась классовая почва. Или взять Юлия Цезаря… Юлий Цезарь был убит своими же соратниками. В чем причина этого убийства? В том, что Юлий Цезарь доверился той покорности и славословию в свой адрес, которые его соратники ему выражали. Тот же Цицерон, например… Или Брут…

Сталин замолчал так же неожиданно, как неожиданно заговорил о далеком прошлом. Алексей Максимович растерянно поглядывал на своего собеседника, ожидая продолжения, не зная, что ответить на это слишком откровенное высказывание. Сталин удивил его своим многословием, чего Горький за ним еще не замечал. И доверительностью. К этому Алексей Максимович был не готов.

Снова наступила неловкая пауза.