Жернова. 1918-1953. В шаге от пропасти

— Подсобить, оно, конечно, можно, — поскреб Вилков свалявшиеся волосы и натянул на голову картуз. — Подсобим, чай не чужие. Наши сыны тоже где-то сейчас маются, тоже, поди, не знают, что с ними станется.

Задонов кивнул головой и пошел поднимать взвод.

После завтрака начали копать. Окопы рыли вдоль жердяной изгороди, отделяющей огороды от выпаса. Кусты бузины и орешника должны укрывать их от взора со стороны леса и просеки, по которой могут пожаловать немцы. В работу включилось человек пятнадцать мужиков со своими лопатами и прочим инструментом и с десяток мальчишек-подростков. У них получалось даже быстрее, чем у городских жителей.

Дождь прекратился, но сплошная облачность серой пеленой застилала небо. С юго-запада слышалось настойчивое погромыхивание, из которого выплескивались отдельные тяжелые удары, похожие на удары паровой бабы. Сам воздух, сырой и плотный, был пронизан тревогой и ожиданием. Даже лес в низине понурился, луг затянуло зыбким туманом, в котором по брюхо бродили коровы, между ними виднелись серые комочки овец, будто закутанных в ветхие лохмотья.

Потянулись к окопам бабы с кринками парного молока и свежеиспеченным хлебом. Зазвучали шутки-прибаутки, запахло дымком самосада. Курорт да и только.

Оставив за себя Тебенёва, Андрей взял троих бойцов и пошел по тропе в сторону деревни Шаблыкино, до которой было, если верить карте, километров пять. Километрах в полутора оставил бойцов в еловых зарослях, откуда просека просматривалась на большую глубину, приказав всех, кто покажется подозрительным, задерживать и отсылать в поселок, из поселка никого не пропускать, если кто вдруг попытается уйти без его, Задонова, разрешения, а в случае появления противника, дать знать тремя выстрелами, самим же отходить назад.

Андрей возвращался в поселок, сшибая прутиком побуревшие головки чертополоха. Справа тянулся сырой луг, среди остролистой осоки поблескивали свинцовые окна воды, слева лепетали на слабом ветру бордовыми листьями заросли молодой осины, за ними хмурилась непроницаемая стена леса. Потом справа начал вздыматься над дорогой крутой взгорок, но метров через триста он опал, и снова все та же осока справа, все те же осинники слева, только теперь за ними тянулись вырубки с черными пнями, кустами малины вокруг них и молодой порослью берез.

Андрей остановился. Оттуда, с верхушки взгорка, он был как на ладони, и деваться ему совершенно некуда: ни канав, ни оврагов, буквально ничего, где можно укрыться от выстрелов и гранат. Не об этом ли месте говорил бригадир Вилков? Если пойдут немцы, то закидать их сверху гранатами и обстрелять из пулеметов на этом участке — лучше ничего придумать нельзя. Максимальный урон нанести здесь противнику, а затем встретить на подступах к поселку… И в самом деле: не устроить ли здесь засаду?

Андрей поднялся на бугор. Похоже, он образовался в результате подготовки площадей под торфоразработки, когда в одно место свозили землю и всякий мусор, добираясь до промышленных залежей торфа. Теперь бывшие торфоразработки превратились в болото, прорезаемое кое-где оплывшими дренажными канавами. Изъезженная дорога, петляющая среди вырубок, лежала перед ним в обе стороны, слева — уходила в лес, справа — тянулась до самой деревни. Но он не имел опыта и не знал, чем может кончиться бой на этой дороге, не знал, как поведут себя немцы, нарвавшись на засаду, как поведут себя ополченцы, встретив отпор со стороны противника. Во всем этом не было твердой ясности, в то время как создаваемая на краю деревни оборона была понятна и почти не вызывала вопросов. А может быть, все-таки рискнуть? Посадить в засаду одно отделение… ну, хотя бы Герасима Порхова, воевавшего с японцами на Халхин-Голе… И решил окончательно: надо будет придти с ним сюда и покумекать — ум хорошо, а два лучше.

С отделенным Порховым и бригадиром Вилковым еще раз осмотрели взгорок.

— Мину бы здесь поставить, — сказал Порхов. — Он едет — ба-бах! — и крой его из всех видов оружия. Здесь можно роту положить за милую душу.

— И не только роту, — поддержал Порхова Вилков. — В шестнадцатом году вот так же устроили мы засаду недалече от Перемышля. С одной стороны река, с другой стороны такой же вот взгорок. Трава — выше человеческого роста. А у нас всего рота и должны мы охранять фланг дивизии, которая держала оборону правее. Ну, сели в засаду, пара «максимов», бомбы ручные, по-нынешнему гранаты, ждем. На другой день идет венгерская кавалерия. По четыре в ряд. Пропустили дозор и давай шмалять из пулеметов. Да еще гранатами, да из винторезов залпами. Накрошили мадьяр — страсть! А у самих — всего двое раненых. Так-то вот, товарищ командир. Правильно это ты решил устроить здесь засаду. Как говорится, с богом. Только надо, чтоб каждый солдат… в смысле — боец, осознал, что и как ему делать. Чтоб не суетился и не паниковал по той простой причине, что его много, а нас мало. Когда его много, то каждая пуля в цель. Глядишь, дальше он и не полезет. Очень даже может быть.

На том и порешили.

Глава 7