Жернова. 1918–1953. За огненным валом

Прошло какое-то время, и характер стрельбы резко изменился. Красников приподнял голову и увидел, как от темной чащобы леса будто отделилась его часть и густым частоколом двинулась по снегу, пульсируя красноватыми огоньками. Превозмогая боль, он оттянул затвор автомата, уложил его поудобнее, стянул зубами с руки перчатку и нажал непривычно слабым пальцем на спусковой крючок. Покосившись вправо-влево между короткими очередями, он отметил редкие огоньки выстрелов со стороны своей роты, стиснул зубы и дал длинную очередь по набегающим темным фигуркам.

На то, чтобы поменять диск у автомата, у Красникова не хватило ни сил, ни времени: правая рука уже не слушалась, а немцы были слишком близко. Они двигались тяжелой рысцой плотными цепями и строчили от живота; на каждую вспышку выстрела со стороны штурмовиков отвечало десяток-другой немецких автоматов, так что их треск сливался в сплошной грохот.

Красников попытался левой рукой вытащить из кобуры пистолет, но не смог даже дотянуться до него. Тогда он сунул руку в задний карман галифе, но браунинг, презент немецкого генерала, зацепился за что-то в плотно натянутых на ягодице штанах, пальцы бессильно скребли ребристую рукоятку… и тут топот сотен ног и грохот стрельбы накатились на него, и Красников, повинуясь инстинкту самосохранения, замер с заломленной назад рукой, ожидая выстрела, удара прикладом, тычка штыком в спину — ожидая смерти и еще на что-то надеясь.

Топот, треск автоматов, хлопки гранат прокатились над ним и мимо него, несколько вскриков отчаяния и предсмертной тоски то ли почудились ему, то ли прозвучали на самом деле — и первая волна атакующих схлынула, а уже накатывалась следующая, и земля мелко подрагивала от ползущих по ней танков.

Видимо, его поза не вызывала у пробегавших мимо немцев сомнения в том, что он мертв, иначе его давно бы уже пристрелили: оставлять у себя за спиной даже тяжело раненного русского не рискнул бы ни один немец, потому что это почти верная пуля в спину. И сам Красников в бою поступал так же, ибо бой диктует свои неумолимые законы, а милосердие в бою молчит. Но никто не выстрелил в него, не попытался проверить, жив он или нет. А по сторонам то и дело раздавались короткие очереди и одиночные выстрелы — немцы походя добивали штурмовиков.

Вдруг невдалеке ахнул взрыв противотанковой гранаты, раздались крики, и стало ясно лейтенанту Красникову, что кто-то из его бойцов покончил таким образом счеты с жизнью. Сам же он продолжал лежать без движения, все слышал, по звукам точно определял, что произошло и на каком расстоянии, и только все сильнее сжимал зубы, даже не замечая и не сознавая того, что плачет злыми и бессильными слезами.

Лейтенант Красников слышал и знал, что рядом с ним погибала и уже практически погибла его рота, может, даже весь батальон, и его собственная жизнь не имела для него в эти минуты никакого значения, и только что-то, что было сильнее его, заставляло лежать, сдерживать дыхание, когда рядом пробегали немецкие солдаты. Если бы в автомате оставались патроны, если бы рука сжимала пистолет…

Танк, лязгая гусеницами и урча двигателем, прополз от него всего в каких-нибудь пятнадцати-двадцати шагах. Примерно на таком расстоянии от него бежал бывший капитан второго ранга Пивоваров… И еще ползли мимо танки и бежала пехота, и казалось, что этому не будет ни конца, ни краю. Но уже не стреляли автоматы, лишь танки время от времени посылали куда-то свои снаряды, и тогда над землей будто проносился короткий смерч, взвихривая снег и уплотняя воздух. Но постепенно гул танков отдалился, отдельные выстрелы слились с грохотом боя за его спиной. Впрочем, это, похоже, был даже и не бой, а просто наша артиллерия молотила все подряд — все, что подавало хоть какие-то признаки жизни.

Красников осторожно приподнял голову, посмотрел прямо перед собой: поле было чисто, — чисто, как и тогда, когда он бежал по нему, считая оставшиеся до критической черты шаги. Лишь кое-где темнели бугорки сраженных немцев. А в лесу? Остались ли немцы в лесу? Лежать и дальше и ничего не предпринимать, надеяться на авось, было не в его правилах.

Надо искать убежище и ждать прихода своих. Если их атака предшествовала большому наступлению, то оно не ограничится взятием лишь первой линии немецкой обороны. Да и мощь, какая скопилась в наших ближних тылах, не может бездействовать, не для того она там скапливалась.

Впереди, на западе, где-то сразу же за лесом, замигали красноватые сполохи — открыла огонь немецкая артиллерия. Ударило по перепонкам, застонал воздух, пронзаемый десятками снарядов. Пушек, судя по всему, было много, они стояли длинными рядами и стреляли беглым огнем. Пока наши обнаружат эти батареи… Ах, если бы батальон успел добежать до леса и оседлать дорогу, как в прошлый раз!