Жернова. 1918–1953. За огненным валом

Отдельные победы — куда ни шло; даже то, что он сумел отстоять Москву и Ленинград, мало что значит. Но победа в войне… Сталин ревнив, как бог иудеев, который готов уничтожить всякого, чья тень упадет хотя бы на его мизинец…

Жуков усилием воли отбросил от себя ненужные сейчас мысли, которые, однако, слишком часто стали занимать его в последнее время. В тесном блиндаже стояла гнетущая тишина, которой маршал давно уже не замечал, привыкнув, что все и должны молчать в его присутствии, пока он кого-то не спросит или не прикажет кому-то говорить.

И вдруг:

— Разрешите, товарищ маршал, вопрос?

И все тот же отчаянный взгляд подполковника, устремленный прямо в глаза Жукову, и куда девались недавние тупость и покорность.

— Ну, что у тебя? — голос Жукова скрипел все так же отчужденно и недовольно.

— Как вы думаете, товарищ маршал, к лету прикончим фрица?

Жуков долго молчал, продолжая вглядываться в пространство, затянутое дымкой пасмурного дня. Если бы он сам знал, когда все это кончится! Да и вопрос, надо признать, дурацкий: только женщины да солдаты по своей наивности могут задавать такие вопросы Первому Заместителю Верховного. А командир полка не должен — ни по званию, ни по должности, ни по ситуации. Но отвечать все равно надо. Вон и генералы притихли, ожидая ответа. Даже спиной чувствуется, как сзади все напряглось от ожидания. А может, это и не от ожидания ответа, а от ожидания разноса подполковника за неуместный, дерзкий вопрос?

— Все зависит от того, подполковник, как ты будешь воевать, — еще более скрипучим голосом произнес Жуков. — Ты и… все остальные. — Помолчал немного, но головы в сторону подполковника не повернул: боялся обнаружить обычную в таких случаях развязность и даже наглость, на которые не всегда знаешь, как ответить, однако скрипу в голосе поубавил, когда спросил: — Что, невеста заждалась?

— Заждалась, товарищ маршал. Но главное — народ устал, товарищ маршал: четвертый год все-таки…

— Ничего, дольше ждала, осталось немного. — Жуков повернул голову и встретился с умными и все понимающими глазами, и на сердце отлегло, потеплело. — А что касается народа… Вот потому и надо быстрее закончить. Чем быстрее закончим, тем больше народа сохраним. А без тебя и твоих солдат этого не сделаешь. — Помолчал и бросил с нажимом: — Без народа не сделаешь.

Подполковник неподвижно и с пониманием смотрел на Жукова, а все остальные облегченно зашевелились, будто Жуков своим ответом оправдал их ожидания, не сказал что-то не то, чего не сказали бы они сами.

Жуков задал еще несколько вопросов и, убедившись, что последние приготовления к наступлению на этом участке фронта идут более-менее нормально, отправился дальше. Покидая КП полка, вдруг задержался у выхода, обернулся к подполковнику, спросил:

— Война закончится, что делать собираешься, подполковник?

— Университет заканчивать, товарищ маршал: два курса оставалось перед войной.

— На фронт сам пошел или забрали?

— Сам.

— И кем станешь после университета?

— Археологом, товарищ маршал.

— Жаль. Армии нужны толковые офицеры.

Повернулся и вышел.

Возвратившись в штаб фронта, Жуков сбросил солдатскую шинель на руки адъютанта, сунул ему же шапку и, приглаживая короткие волосы рукой, пошел в свой кабинет, сопровождаемый дежурным генералом, который скороговоркой излагал ему события, случившиеся на всем протяжении фронта. И на соседних тоже. События были заурядные, они не требовали вмешательства Жукова.

Закончив доклад, генерал понизил голос и произнес:

— Звонил товарищ Иванов, спрашивал вас, Георгий Константинович. Я доложил, что вы в войсках. — И замер возле стола, ожидая вопросов или распоряжений.

— Хорошо, — Жуков потер руки, прихватил зубами нижнюю губу, пожевал ее. — Велите через полчаса соединить меня с Верховным. А еще через час соберите командующих родами войск.

— Будет исполнено, Георгий Константинович, — слегка склонил голову генерал. — Тут вот еще журналисты из центральных газет просят о встрече…

— Этим-то чего надо? — Жуков подошел к печке-голландке, прижал к ее горячим бокам озябшие ладони.

Генерал молчал.

— Ладно, после совещания. Минут на десять-пятнадцать, не больше. Не до них.

Глава 2

Алексей Петрович Задонов кряхтя выбрался из трофейного «опеля», подаренного ему полковником Петрадзе, командиром танковой бригады, о стремительном рейде которой по немецким тылам в июне сорок четвертого, то есть сразу же после начала белорусской операции «Багратион», Алексей Петрович написал героический репортаж.

Встав ногами на землю, вернее, погрузив их по щиколотки в жидкую грязь, смешанную со снегом, Алексей Петрович присел пару раз, держась одной рукой за дверцу, другой за поясницу. Почти триста километров по невообразимо разбитым прифронтовым дорогам измотали Задонова вконец. Еще два дня назад он был у Рокоссовского, командующего 2-ым Белорусским фронтом, и чувствовал себя вполне довольным своим положением. Тем более что Рокоссовский к журналистам и писателям относится радушно, умеет быть гостеприимным хозяином и очень доступным командующим.