И вдруг телефонограмма из редакции «Правды» с требованием немедленно отправиться на 1-ый Белорусский, к Жукову, который представляет из себя полную противоположность Рокоссовскому, то есть недолюбливает пишущую братию, если не сказать больше, делая исключение лишь для журналистов «Красной Звезды», которые в самых ярких красках расписали его подвиги во время Халхин-Гольских боев с японцами, и которые, по слухам, открывают двери кабинета Жукова чуть ли ни ногой.
О том, что вот-вот начнется широкое наступление Красной армии, знали или догадывались многие, и Задонову очень хотелось вместе с войсками Рокоссовского пройти по тем местам, где в шестнадцатом году в болотах и лесах в районе Мазурских озер погибла русская армия генерала Самсонова. Где-то там покоится прах вольноопределяющегося Владимира Задонова, двоюродного брата Алексея Петровича, и давно, казалось, заглохшие родственные чувства почему-то именно теперь дали о себе знать, вызвав в который раз изумление перед неумолимостью времени и фатальной повторяемостью событий. Ведь как ни крути, а русская армия не впервой идет этим путем, как не впервой ей придется брать Берлин — этот кичливый город, который время от времени становится столицей Западного мира, объявляющего очередной крестовый поход против схизматиков и азиатских варваров.
Не хотелось Задонову ехать к Жукову, однако приказ есть приказ, и Алексею Петровичу, хотя и был он штатским подполковником, ослушаться в голову не пришло. Он сел в свой «опель» и, пристраиваясь то к одной воинской колонне, то к другой, делая иногда немыслимые петли по прифронтовым дорогам, лишь бы не оказаться одному в неспокойных польских лесах, покатил к Жукову.
Жукова Алексей Петрович недолюбливал и знал, что маршал тоже симпатий к нему не питает, — и не потому, что Алексей Петрович пишет что-то не так о войне вообще и о руководимых Жуковым войсках в частности, а потому, скорее всего, что не может забыть стычки, случившейся между ними в середине октября сорок первого, когда Жуков, только что вернувшийся из блокированного Ленинграда и назначенный командующим Западным фронтом, наводил в войсках железный порядок, нагоняя на всех страх, и три корреспондента московских газет попались ему вблизи передовой под горячую руку. Жуков обозвал их бездельниками, путающимися под ногами, и велел убрать «этих писак» долой с его глаз, на что Алексей Петрович, сам взвинченный бесплодными мытарствами по непролазным от осенней распутицы прифронтовым дорогам, когда ни от одного воинского начальника нельзя добиться толкового ответа, где немцы, а где наши, резко оборвал генерала армии, сказав, что они, военные журналисты, выполняют свой долг точно так же, как генерал выполняет свой.
Об этой стычке стало известно как в штабах, так и в редакциях газет, что сделало Задонова знаменитым еще более, но с тех пор повелось, что Алексея Петровича редакция «Правды» к Жукову не посылала, а если и доводилось ему сталкиваться с грозным воеводою, то Жуков всякий раз делал вид, что Задонова как бы и не существует, так что Алексей Петрович, человек отходчивый и незлопамятный, тоже «поимел», как говаривали среди журналистской братии, на Жукова «зуб», и в своих писаниях ни разу сталинского фаворита не упоминал. Конечно, Жукову от этого ни холодно ни жарко, но Алексей Петрович всякий раз, когда мог бы вставить в свою статью или очерк фамилию маршала, но не вставлял, испытывал некоторое мстительное чувство — и сам же над собой похихикивал втихомолку, вполне сознавая ребячество своего поведения.
Найдя избу, в которой квартировали корреспонденты некоторых центральных газет, и застав там почти всех в сборе в ожидании надвигающихся событий, перекусив на скорую руку, Алексей Петрович отправился представляться члену Военного Совета фронта генерал-лейтенанту Телегину. Генерал, с хитрыми глазами, прикрытыми припухлыми веками, с большим ртом и выпирающим лопатой подбородком, совершенно лысым черепом с прижатыми к нему ушами, принял Алексея Петровича сразу же, но особой радости не выказал: то ли был слишком занят, то ли тоже знал о взаимной неприязни Жукова и Задонова.
Перебросившись несколькими незначительными фразами, он побарабанил пальцами по столу и произнес, поглядывая на погон журналиста:
— Я вам, Алексей Петрович, советую поехать в одну из армий. Скажем, к генералу Валецкому или Терехову. Кстати, с Валецким, насколько мне известно, вы знакомы еще по боям в Подмосковье, так что общий язык вам искать не придется.
Это уже был явный намек, и Алексей Петрович, не привыкший оставлять намеки без ответа, перебил генерала:
— Я, Константин Федорович, знаком не только с Валецким, но и с Тереховым. И даже с маршалом Жуковым. Что касается общего языка, то я ведь не член Военного Совета и тем более не начальник штаба фронта, следовательно, мне общий язык искать с генералами особой нужды нет. А русский язык понимают все. Но если вы настаиваете, я поеду к Валецкому.